Левин слышал рассказы о действиях Гордунова в Афганистане. Его всегда описывали как способного всегда остаться в живых, любимца судьбы, человека, всегда выбирающегося невредимым из огня и воды. Но рассказывали и о его чрезмерной жестокости. Как говорили, Гордунов всегда мечтал уничтожить все живое вокруг.
Левин слышал много противоречивых историй о неудачной военной помощи Афганистану, пытаясь соотнести рассказы с основными направлениями политической мысли. Он был откровенно смущен очевидной неудачей своей страны. Но на политическом уровне он рационализировал это, понимая, что попытка построить в Афганистане социализм была обречена на провал, поскольку его жители не созрели для него в силу своего политической и социальной культуры. Сообщения о жестокости он тоже подвергал рационализации. Следовало понимать, что войны такого типа всегда отличались жестокостью. Офицеры оправдывали неудачи советской армии в Афганистане тем, что они никогда не имели достаточно войск, а также тем, что советская армия была неприспособленна для войн такого типа. В целом, как знал Левин, в офицерской среде существовали две позиции насчет Афганистана. Офицеры воздушно-десантных войск и спецназа старались попасть туда, чтобы получить боевой опыт и награды. Гордунов, например, был в числе первых по количеству наград офицеров своего поколения, и, несмотря на молодость, уже был подполковником. Но офицеры из других родов войск испытывали смешанные чувства. Офицеры танковых и большей части мотострелковых войск возмущались сложностью ландшафта и отсутствием почета, а офицеры службы тыла рассматривали стоящие перед ними задачи как лежащие на грани выполнимого. Отношение артиллеристов сильно изменилось за эти годы. Сначала Левин слышал, что было столько проблем с артиллерийской поддержкой, что они рассматривали назначение в Афганистан как самый быстрый способ сломать карьеру. Но потом ситуация улучшилась, так как были разработаны и освоены новые методы оказания артиллерийской поддержки. В итоге, большинство артиллеристов сейчас считало Афганистан замечательным полигоном для экспериментов со своими орудиями, реактивными системами залпового огня и автоматизированными системами управления. А вот летчики возненавидели это место почти поголовно.
Левин вышел на широкую улицу, ведущую к северному мосту и отделявшую старый город от здания больницы. Сгоревшие останки машин казались отвратительными современными скульптурами. Слева в реке отражался свет от горящих зданий на западном берегу. Там поднималось в небо зарево нескольких очагов пожаров. Левин смотрел, как миномет выпустил одну осветительную мину, затем другую, а далекий пулемет начал выискивать себе цель. Левин посмотрел на часы. Четыре утра. Скоро рассветет. Это значит, что враг атакует в самое ближайшее время. Или советская бронетехника начнет переправляться раньше. Левин был исполнен веры в советских танкистов. Они не позволят товарищам погибнуть. Он представлял, как это будет, когда неизбежно прибывшие сюда советские танки пронесутся по мостам, салютуя усталым выжившим десантникам. Он представлял это в стиле триумфальных сцен, которыми заканчивались фильмы о Великой Отечественной войне. И все действительно было похоже на материалы для героических сказаний, понял Левин, и пришел в волнение, поскольку был частью этого. Ему показалось, что вся его жизнь вела его к этому событию. Он побежал через дорогу к больнице.
— Ануреев тяжело ранен, — сказал Левину подполковник Гордунов. — Он не подставлялся. Кто-то из своих же пидорасов подстрелил его в темноте.
— Ануреев хороший офицер, товарищ подполковник. Мне очень жаль.
— Он был хорошим офицером. Сейчас он пища для червей. Но это тоже судьба солдата, товарищ Левин.
— Он пал за правое дело.
Гордунов покачал головой. Левин подумал, что командир батальона хотел сказать ему что-то хлесткое, но передумал.
— В любом случае, я назначаю вас командующим обороной всего восточного берега. От вас потребуется добраться до командного пункта Ануреева южнее и быстро все осмотреть. Если позиции слишком растянуты, перемести их ближе к мосту. Мы должны заставить этих козлов вести бои за каждый дом. Но что бы не случилось, главная цель — северный мост. Это не значит, что мы можем оставить без боя южный. Но наши приоритеты ясны.
— Я понимаю, товарищ командир.
Гордунов посмотрел ему в глаза. У командира батальона были зеленые глаза, смотревшие уклончиво, как у кота. В мгновение тишины Левин ощутил запах их мокрой формы, смешанный с запахами больницы.