Красная дюжина. Крах СССР: они были против

Я родился в городе, мама моя родилась в городе — это естественная среда моего обитания, за которую я готов умереть. Мне приходилось сменять города — так птицы сменяют свои леса. Но деревья в лесах были теми же и гнезда, и звери у подножия деревьев были похожи. Эмиграция — это когда между деревней и городом или из одного народа в другой. Бог подарил мне возможность жить так, что я не ведаю ощущения чужестранства, живя в больших городах планетного северо-запада. Да-да, именно так. Когда-то у меня спросили о любимой стране и я ответил: «Европа», к возмущению многих. Я ношу с собой свою память, родной язык, знание, но это связывает меня с другими людьми, а не отделяет от них. Когда мне предложили поработать за океаном, я избрал на это время Бостон, самый европейский, по-моему, из городов США. Можно не быть чужестранцем, если страна, тебя принявшая, дружелюбна и деловита. Тем более что я всегда покупал билет в два конца — с окончанием маршрута в Москве. И конечно же, возвращусь туда, но с моими самолетами договорюсь сам.

Администрация Горбачева, а затем и ельцинская администрация составлялись в Москве из приезжих. Самых разных людей срывали с привычных мест, переселяя в столичный Вавилон, давая им власть над теми, кто жил и работал здесь десятилетиями. Бедняга грузин Шеварднадзе оказался в одном из самых элитарных окружений — в Министерстве иностранных дел, а уралец Ельцин — в московском городском комитете компартии, где привыкли считать столицу государством в государстве. Ставрополец Горбачев тоже не приехал из пажеского корпуса, так же как директор свердловского завода Рыжков или командующий окраинным военным округом Язов. Те, кого в Москве называли лимитчиками, то есть получившими право жить в столице по специальному распоряжению, вопреки правилам, занимали самые мягкие кресла, и это создавало вполне эмигрантскую ситуацию. Поскольку я в бытность мою киевлянином бывал в Москве часто, являясь секретарем писательского Союза, да еще и был женат на москвичке, меня здесь многие восприняли как своего, жалуясь на обилие заезжих провинциалов. Интересно, но окающего ярославца Александра Яковлева тоже воспринимали как москвича, прижились многие актеры, журналисты. Но Лигачеву всегда напоминали, что он сибиряк, парвеню, выскочка, да и Ельцина как-то все числят уральцем. Грека по национальности Гавриила Попова избрали мэром Москвы вопреки многим коренным русакам, козырявшим национальностью, как доходной профессией. Большие города — организмы особенные, не располагающие к ограниченности, но воспитывающие своих собственных провинциалов. Горбачева часто попрекали его южным акцентом, манерами его супруги, забывая о главном. Однажды на встрече с главными редакторами он вскинулся, оглядел нас и серьезно заметил: «Ведь из разных мест мы приехали, а делаем одно общее дело!» Это было еще одно прекраснодушное заблуждение милейшего Михаила Сергеевича…

— Горбачев — это вообще ваша тема…

— Горбачев…

Бывший университетский соученик Лукьянов стал обволакивать Горбачева манерами столичного адвоката, и преуспел, и сжевал президента, и получил в пользование Верховный Совет, став его председателем, и запачкался в нелепом августовском путче 1991 года. Специалист по марксистской философии, дослужившийся в партийных коридорах до академической ливреи, Фролов стал помощником Горбачева, а затем редактором газеты «Правда», создав самую непопулярную газету в Советском Союзе и, по сути, оставив Горбачева без столь необходимого ему рупора. Время от времени странные персоны маячили в горбачевском окружении, возрождая историческую память о предреволюционном смутном российском времени, о рас-путинщине. Проносились слухи о быстром решении всех проблем, множились астрологи и чудотворцы, шла болтовня о легких деньгах и нелогичных решениях. В Горбачеве были комплексы трудно акклиматизирующегося приезжего: на него производили впечатление фанфароны. Это не раз мешало ему, потому что, судя по всему, хороших помощников у него, в сущности, не было, а в КГБ были нескрытно заинтересованы в том, чтобы вокруг Горбачева была постоянная атмосфера неуверенности, подвигающая не на систематическую работу, а на внезапные решения. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты…» Я не могу назвать вам друзей Горбачева и не уверен, что они вообще у него были. Тем более что стратегией антигорбачевских сил было осмысленное старание отделить его от либералов. «Он никогда слова хорошего о вас не услышит», — говорил мне Яковлев…