Красная Эстония. Свобода – наша реликвия

Но – мало того! Кроме комендантов в каждом уезде были еще правительственные комиссары с правами генерал-губернаторов! Все уездные думы, Тартуская городская дума стонали и с поднявшимися от ужаса дыбом волосами спрашивали: кого же слушаться? Решений комиссара, коменданта, правительства, главнокомандующего армией или руководствоваться своими собственными постановлениями!

Комендант и комиссар были всё! Буржуазная военная диктатура была всё! Так называемые демократические самоуправления ничего более не значили! Народные массы, трудовой народ – давно уже были ничем иным, как людьми вне закона, пищей для виселиц и пушечным мясом!

Но откуда же это взялось? Откуда в каждую волость, в каждый приход, и уезд явились эти коменданты, эти жандармы с «правами главнокомандующего», эти неограниченные насильники? Откуда же, как не оттуда, откуда явился и первый обладатель «прав главнокомандующего» Пыддер! Правительство Пятса и Рея назначило их туда. Комиссары непосредственно назначались правительством. Коменданты – косвенно, так как правительство назначило Лайдонера главнокомандующим войсками, а тот, в свою очередь, через дивизионных командиров плодил комендантов. Это совершалось с благословения самих сотсов! […]

Отстранение сотсов от дел в уездных управах было для Пятса первой пробой зубов. Почувствовав, что зуб берет, Пятс выбросил Рея из правительства. Конечно, при поддержке маннергеймовцев. Но смешно видеть в этом только какой-то дипломатический конфликт «вообще», хотя финские правительственные круги и требовали отстранения Рея. Это было настолько же мало дипломатическим явлением, как и та помощь, которую в лице мясников оказал эстонской буржуазии Маннергейм. Отстранения Рея из правительства означало, что оттуда была выброшена лучшая голова сотсов и когда они 5 февраля сообщили, что отзывают своих представителей из правительства, то они валяли дурака. Безграничная «государственная мудрость» сотсов позорно прогорела, и горячие угли, которые они сгрудили над головой рабочего класса, начали подпаливать их собственную толстую шкуру. Сотсы во всех отношениях стали придворными шутами буржуазии! И тогда они начали протестовать.

К. Аст[32] явился в маапяэв палачей, жалуясь, что допущен «грубый произвол» и «созданы условия для напрасной жажды мести». Закон о военно-полевых судах, якобы, неудовлетворителен и весьма неопределенен. Но Аст опоздал, ибо Пятс уже накануне, положа руку на сердце, а другою утирая слезы со своих глаз и с глаз всех кровавых псов, сказал: «Я не сторонник военно-полевых судов. Поверьте, это не легко, это страшная и тяжелая обязанность – подписывать смертные приговоры. Поверьте, наши высшие военные власти, которые взяли на себя это тяжелое бремя, были бы благодарны вам, если бы вы нашли возможным сказать, что смертной казни больше не нужно, что им не нужно больше слышать воплей и рыданий несчастных жен и детей и прятаться от них. (Насколько „страшна и тяжела“ была для высших военных властей обязанность подписывать смертные приговоры и как безгранично подлы были эти крокодиловы слезы Пятса – станет ясно, если мы вспомним, что, во-первых, военные власти обыкновенно подписывали эти смертные приговоры военно-полевых судов в обычном канцелярском порядке, уже после того, как смертный приговор был приведен в исполнение, хотя закон и предусматривал, что смертный приговор не может вступить в силу без подписи и что, во-вторых, даже военно-полевой суд часто выносил „приговор“ уже после того, как „подсудимый“ был расстрелян).

Я прямо заявляю: я не сомневаюсь, что в деятельности военно-полевых судов были ошибки, ужасные ошибки, но вместе с тем я уверен, что они никого не лишали жизни с удовольствием. Жажды крови у этих людей нет, за это я могу вам поручиться!» (Речь Пятса от 3 февраля. «Сотс.» № 27, 1919 г.). […]

6. Сааремаский «мятеж»

Ни одна страница истории борьбы эстонских трудящихся не написана такими кровавыми буквами, как т. н. Сааремаский мятеж. И в то же время ни одно другое событие в истории классовой борьбы трудящихся не изложено адвокатами и писаками господствующего класса столь лживо, как этот «мятеж».

Причины слишком ясны. Сааремаский «мятеж» развеял ту официальную ложь, что революционная борьба трудящихся в Эстонии – начиная с ноября 1918 года, якобы импортный товар, дело рук латышских и китайских наемников. Если первой заботой буржуазии было послать на Сааремаа кровавых псов, то второй и не меньшей ее заботой было соврать, будто на Сааремаа были латыши и большевики с материка и, таким образом, изобразить перед миром и эту революционную вспышку как злостные происки «внешнего врага» и искусственно вызванный мятеж.

Четыре дня скрывало правительство мясников от общественности вооруженное выступление сааремаских трудящихся. Лишь на пятый день – 20 февраля – главный штаб белых открыл рот, чтобы сразу же соврать: