Красная Эстония. Свобода – наша реликвия

Тревога ожидания у людей притупилась, первое напряжение миновало. Может быть, это опять наши отступающие танки?

Нет.

Это – они.

К противоположному склону подходит первый танк с крестом. Он несколько замедляет движение, будто разведчик, поднимающий руку к глазам, и с минуту изучает открывающуюся перед ним местность.

Потом, лязгая, спускается в овраг, сверкает струей из огнемета и поджигает наш оставленный в канаве танк.

Так. Значит, грянуло.

Уже дастся команда открыть огонь.

Первое орудие первой батареи делает свой первый выстрел в этой войне. Снаряд перелетает через танк и разрывается на склоне. Дымящаяся гильза падает на мокрую от росы грядку, новый снаряд дослан в казенник. Затем грохает вторая пушка и танк подбит, немец вертится с развороченной гусеницей и медленно сползает в канаву. Но в овраг спускаются все новые бронированные машины. Пронзительное тявканье трехдюймовок закладывает уши, гарь и пыль скрывают дорогу. То здесь, то там взметывается густой черный дым и желто-красные языки пламени.

Теперь уже никто не подает команду, командиры орудий и наводчики сами стараются прямой наводкой бить по танкам, подошедшим ближе других. Танков у них больше чем у нас пушек, и вдобавок нередко два наших орудия пытаются поразить одну и ту же тварь с крестом.

Вот первый танк вползает на мост, его встречает огонь пехотной батареи.

Дьяволы, они слишком быстро для нас движутся! Русские пушки времен первой мировой войны сделаны не как противотанковые – не поворачивая лафета, ствол можно сдвинуть всего на несколько градусов. Подъем и поворот сошника берет время. Но это необходимо. Ребята пыхтят, обливаются потом. Возбуждение, горький запах пороховой гари, оглушающие выстрелы, омерзительный грозный грохот и чудовищно стучащая кровь в висках – от всего этого человек становится каким-то нелепым существом. Быть может даже бессмысленным существом, пока не приучается убивать и быть убиваемым.

Однако неизбежное произошло. Батарея обнаружена.

Снаряды танковых пушек со свистом пролетают над головой и разрываются, к счастью, в деревне. Но сыплются первые мины, появляется следовавшая за танками пехота и вступает в действие на противоположном склоне. Сейчас прямой наводкой они нам дадут.

Это конец. Начальники, можете снять нашу батарею со всех видов довольствия! С такими превосходящими силами нам не справиться.

Тем не менее старший лейтенант Касванд все-таки еще разбирается в обстановке. Он что-то кричит командиру первого орудия и над изгородью указывает новую цель – батарею минометчиков на том склоне.

Только это его последняя команда. Раздается заложивший уши разрыв мины, и когда дым рассеивается, нет больше ни командира батареи, ни первого орудия… Мина угодила прямо позади сошника и разворотила верхнюю часть щита. Правое колесо торчит спицами кверху… Расчета больше нет… Наводчик рухнул поперек лафета, потная гимнастерка превратилась в кровавую кашу, возле разбитого колеса ничком ткнулся замковый. Чуть подальше распласталось огромное тело старшего лейтенанта Касванда, левая рука на груди, в руке бинокль…

– Ребята, спасайся, кто может! – раздается чей-то истошный вопль и расчеты второго и третьего орудия бегут через огороды к обсаженной деревьями дороге, к ржаному полю, надеясь там спастись.

– Ни с места! – кричит лейтенант Вийрсалу, – танки прошли…

Никто уже его не слушает.

В самом деле, танки грохочут теперь далеко справа.

Деревня горит.

На позицию батареи обрушивается точный и густой огневой удар. Сплошной лавиной рвутся мины. Взлета ют трухлявая изгородь, комья земли, картофельная ботва. Воют осколки и барабанят по орудиям, трещат срезаемые кусты.

Потом наступает тишина. Батареи нет.

…Из-под куста крыжовника поднимается лейтенант Вийрсалу и с любопытством оглядывает себя. Цел!

Машинально отряхивает свои офицерские брюки из материи в рубчик, ищет глаза ми фуражку, которой нигде не видно. От взрывной волны он оглох, ошалел. Так. Револьвер на поясе, планшет на месте.

Потом еще кто-то становится на четвереньки: это командир орудия, младший сержант Пяртельпоэг. Тоже оглушенный, весь в земле и навозе, и тоже невредимый.

Пошатываясь, они направляются к ржаному полю. Они не решаются оглянуться назад, на разбитую батарею, их контуженый мозг не в силах допустить, что другие умерли, а они живы.

И тут им пришлось еще раз увидеть нечто ужасное.

Между дорогой, обсаженной деревьям и, и деревней был небольшой овраг, в нем одна на другой, две орудийные упряжки – двенадцать разорванных снарядам и лошадей в постромках и под седлами. То ли накрыло минами, то ли танки заметили с дороги, кто знает. Над гроздьями синеватых кишок уже жужжали синие мухи.

Но что это?

В деревне одно орудие еще стреляет! Выстрел.

Не прошло и минуты – второй.

Третий.

Так ведь это же наша четвертая пушка! Она еще стреляет! Батарея еще жива!

Вийрсалу и Пяртельпоэг останавливаются посреди ржаного поля. В оглушенном лейтенанте просыпается профессиональный военный.

– Черт подери, Пяртельпоэг, пошли обратно?

Обратно они не идут, они присаживаются во ржи, чтобы отдышаться.