Красная Эстония. Свобода – наша реликвия

Помнится, моя судьба решилась однажды утром. Я уже в течение месяца помогал пасти скот в Мадиссааре, когда мне велели поскорее возвращаться. Оставив хозяйского сына Кусти со стадом на пастбище, я помчался домой.

Мама надела новую юбку.

– Сейчас пойдем в Лихула покупать тебе ботинки, – сказала она торопливо.

Вскоре мы двинулись в путь.

Пройти надо было 17–18 километров.

Я ломал голову, зачем мне так срочно понадобились ботинки. Может, подарок ко дню рождения или по поводу окончания школы? Лишь спустя какое-то время мать сказала, что в воскресенье дядя Яан вновь побывал у нас, и тогда же решили отдать меня к нему в ученики. Дядя имел свою парикмахерскую, работа чистая и не тяжелая.

– Выучишься ремеслу и будешь работать самостоятельно, – говорила мать. – Ежели пошел бы к Юрману, он тебя устроил бы работать на фабрику, а там куда тяжелее, да и грязнее.

Так и решилось моей будущее!

Рано утром в пятницу мы с матерью собрались на станцию Ристи. Я обнял отца и сестер, кроме маленькой Лийзы, которую жаль было будить, перебросил новые ботинки через плечо, придал лицу «взрослое» выражение и поплелся за матерью к Ристи.

До Михклиского кладбища все было знакомо и я чувствовал себя дома. Но дальше к Казари шли уже незнакомые места. Тут только осознал, что с каждым шагом я все отдаляюсь от дома.

В Таллин прибыли в субботу после полудня. Дядя жил недалеко от железнодорожной станции, на улице Вакзали, 8 (ныне бульвар им. Ю. Гагарина). Мать дорогу знала, я же глазел на все с огромным любопытством. Левее остался какой-то сад. Позднее узнал, что это парк у так называемого пруда «Шнелли». Над деревьями виднелась высокая крепостная стена. Но не успел толком поглазеть по сторонам, как мать остановилась перед одним из двухэтажных каменных домов.

– Вот мы и пришли, – сказала она.

Я сразу же заметил вывеску. На ней красками было написано: «Juukselõikaja. Парикмахерская. Coiffeur». В окне увидел картинки с изображением усачей. Мать открыла дверь и втолкнула меня в помещение. В конце длинного коридора виднелась другая дверь. Мать нажала какую-то кнопку, и за дверью что-то зазвонило. Не успел даже удивиться, как она открылась, и мужчина в белом пиджаке воскликнул знакомым голосом:

– Ну вот и приехали! Проходите, пожалуйста! Я узнал дядю Яана.

Затем я очутился в небольшой передней, где на вешалке висело множество пальто, легких плащей и разнообразных головных уборов. Ого, подумал я, как богат мой дядя, как много у него пальто и шапок! Тут дядя открыл одну из дверей и ввел нас в большую комнату, в центре которой стоял стол, вокруг него стулья, а у стены – шкаф. Яан предложил нам сесть, а сам скрылся за дверью. Вскоре он появился в сопровождении бабушки. Сказал, чтобы мы побеседовали немного, а он пока еще поработает, потом придет обедать.

Пока мама и бабушка разговаривали и одновременно накрывали на стол, я успел ознакомиться с кухней, с находящейся за ней комнатой бабушки и с ванной. Из бабушкиного разговора я понял, что есть еще спальня и большой зал, где находится мастерская. У меня сразу возник вопрос: почему здесь есть отдельно комнаты, в которых едят, спят, умываются, готовят пищу, а у нас в Нуки – одна-единственная комната, где мы и едим, и спим, и умываемся? Когда собрался спросить об этом мать, то вспомнил, что сказал прошлым летом Гетин муж Юри. Он говорил тогда: чтобы понять, почему одни носят дорогую одежду, пьют и едят что пожелают, живут во дворцах и роскошных домах, надо много читать и набираться ума… Поэтому я своего вопроса и не задал. Но все же спросил, что означает слово «мастерская».

– Ну, это комната такая, в которой работают, – ответила бабушка. – Да ты открой дверь и посмотри.

Я так и сделал. В помещении находилось несколько мужчин в белых куртках, проделывавших что-то над головами сидящих перед зеркалами людей. Этим же был занят неподалеку от окна и дядя. Чуть погодя один из мужчин в белой куртке снял с плеч сидящего белую простыню. Человек встал и подал деньги. Мужчина в белой куртке поклонился, несколько раз кивнул головой, а вставший направился в мою сторону. Испугавшись, я захлопнул дверь. А вскоре услышал скрип двери и сообразил, что мужчина вышел. Снова приоткрыл дверь. Теперь в кресле того человека в белой куртке сидел уже другой. Над его головой усердно щелкали ножницы, которыми время от времени постукивали по расческе. Все это показалось мне довольно странным. Но тут с одного из кресел вскочил человек в форме, похожей на мундир нашего деревенского урядника. Волосы у него не были причесаны на пробор, как у других, а стояли торчком. Я подумал, что он должно быть очень сердитый. Дал ли он дяде деньги, я не видел. Он сказал по-русски «до свидания», схватил саблю и зашагал в мою сторону. Опять захлопнул дверь. Открыв ее вновь, я чуть не столкнулся с дядей.

– Что же ты увидел? – улыбнулся он.

– Ничего особенного. А кто был тот, с саблей?

– Офицер, и не какая-нибудь мелкая сошка, а полковник, – ответил дядя и пошел в ванную мыть руки.