Красная Эстония. Свобода – наша реликвия

В спальне разгорелась «подушечная» война. В пылу возни мы подняли такой шум, что его услышали в комнатах заведующего школой Раедорфа. Оттуда раздались шаги. У мальчиков тут же возникла озорная мысль: как только учитель просунет голову в спальню, швырнуть в дверь подушкой. Мое спальное место находилось против двери, поэтому и осуществить задуманное предстояло мне. В целях «маскировки» война продолжалась, а подушка как бы случайно должна попасть в дверь.

Ждать долго не пришлось. Дверь открылась, и я тотчас запустил в нее две подушки.

Раздался грохот, а затем послышались удаляющиеся шаги. Мы притаились как мыши, натянув одеяла на голову. Немного погодя, шаги снова стали приближаться. С лампой в руках вошел Раедорф.

Начался допрос. Ответ следовал один и тот же – в комнате было темно, и никто ничего не видел. Под конец заведующий школой спросил одного мальчугана первого года обучения. Тот принялся громогласно объяснять, что бросить подушку в дверь велено было нукискому Карле. Заведующий школой удивился:

– Откуда он взялся? Где он?

Я попался, и мне крепко досталось.

Но мне нравилось ходить в школу, нравилось учиться. Учебники прочитывал от корки до корки уже в первые недели школьных занятий. Однако такое рвение имело свою оборотную сторону: задаваемые уроки были не новы для меня, и я начинал скучать, особенно в последние годы. Ведь дети третьего, четвертого и пятого года обучения сидели в одном помещении и поэтому три года подряд приходилось слушать одно и то же. Беспокойному духу юности это со временем надоело, и незаметно для себя я стал участвовать в разных озорствах.

Однажды во время летних каникул, отнеся по просьбе матери в поле еду для отца, я взялся за плуг и вспахал две длинные борозды. Отец не стал меня хвалить, а сказал:

– Я не хочу, чтобы ты марал руки в мызной земле. Нужно учиться, изо всех сил учиться, не то под бременем невежества согнешься, да так и будешь всю жизнь гнуть спину на баронов и других господ.

Я не уловил тогда мысли отца: каким образом знания могут избавить от работы на господ?

Летом, накануне последнего учебного года, нас навестила сестра матери Анна с семьей. Тетин муж Юри (Георг) Юрман работал в Таллине в главных железнодорожных мастерских. На прогулке мать рассказывала сестре о своем житье-бытье и, между прочим, упомянула, что я все время хорошо учился, а теперь, мол, отбился от рук: в аттестате одни пятерки, а по поведению – четыре… Я мельком оглянулся. Юри с отцом шел чуть поодаль. Слышал ли он?

На обратном пути тетин муж подозвал меня к себе.

Взял мою детскую руку в свою сильную натруженную ладонь и как бы между делом поинтересовался, чем я занимаюсь и как идут в школе дела. Сперва я довольно резко ответил, что, небось, мать уже все рассказала. Юри на это не обратил внимания. Он говорил так доверительно и спокойно, что под конец я выложил все, что накопилось у меня на душе. Рассказал, как несправедливы учителя: нас, батрацких детей, бьют, а детей управляющего не наказывают вовсе. И учение уже не так увлекательно, как прежде. Поэтому, признался я застенчиво, озорничаю порой…

Юри разговаривал со мной как с равным, деловито и понятным языком. Под конец серьезно спросил, понял ли я его?

Да, многое стало доступным для моего детского сознания. Юри также подчеркнул уже сказанную отцом истину: учиться, что есть сил приобретать знаний. Теперь она становилась как бы зримее.

И еще одну истину понял я, что существует иного рода учеба с другими учителями, книгами и газетами…

Договорились, что после окончания школы родители отправят меня в Таллин, а Юрман устроит куда-нибудь на фабрику учиться ремеслу.

Этот разговор поставил передо мной определенную цель. За последний учебный год в аттестате стояли одни пятерки.

Жребий брошен

Весна 1914 года. Последние экзамены. Однажды в субботу, когда я возвращался из школы, меня обогнал велосипедист, показавшийся мне очень знакомым. Им оказался дядя Яан, мамин брат из Таллина. Он остановился и посадил меня тоже на велосипед.

Яан часто бывал у нас, и мы с ним отлично ладили. Я «краем уха» слышал: дядя посещал нас так часто потому, что где-то в наших краях будто бы у него есть невеста по имени Лийза… Яан поездом доезжал до Ристи, а затем катил на велосипеде 70 километров через Казари и Михкли.

Во время этого весеннего посещения у дяди состоялся деловой разговор с моей матерью. Вопрос касался моей дальнейшей судьбы. Поскольку отца не было дома, остановились на том, что мать позднее сообщит дяде о принятом решении.

Настал день, когда я получил свидетельство об окончании школы. Родителям надо было решать – что же дальше? Становилось ясным, что мне следует пойти куда-то работать, так как подошло время отдавать в школу сестру Марию, а на следующий год – и Леэни. О том, чтобы я продолжал учиться, не могло быть и речи, хотя отец желал этого. Но троих детей одновременно родители не могли посылать в школу.