«Красная империя зла». Запад против Сталина

Снайдер не дает ссылки или цитаты в подтверждение своего заявления. Он не называет имени ни одного из бойцов Армии крайовой. Хотя одним из них — если не единственным — был Витольд Пилецки. Пилецки действительно боролся за спасение евреев. Но после войны он не покинул пределы Польши, продолжая руководить подпольной террористической Армии крайовой, виновной в смерти тысячи поляков, евреев и советских граждан.

Именно за те деяния его осудили и казнили в 1948 году. Ни одна из стран — ни капиталистическая, ни коммунистическая — не позволит подпольным террористическим группам свободно передвигаться по стране и убивать ее граждан. В книге Згличинского приводится немало примеров убийств евреев, коммунистов, советских граждан и прочих подпольными террористами Армии крайовой и т. н. «Национальными вооруженными силами» в военное и особенно послевоенное время. Существует, как минимум, еще одна книга, которая приводит имена и подробности дел более чем одной тысячи участников и ветеранов прокоммунистической Армии людовой, убитых подпольными антикоммунистическими «националистическими» группировками после войны^[315].

«Дело врачей»

«Делу врачей» Снайдер уделяет места больше, чем любому событию данной главы. И практически все написанное им по данной теме неправда, как и во многих других случаях. Трудно поверить, что он самолично изучал «дело врачей». Поэтому ему ничего не остается, как полагаться на крайне антикоммунистические и некомпетентные вторичные источники — работы Брента и Наумова, а также Арно Люстигера. Но Снайдер, а не они, несет ответственность за то, что напечатано в его книге.

Снайдер утверждает:

«Щербаков умер на следующий день после того, как вопреки рекомендациям врачей принял участие в Параде Победы»^[316] (с. 470).

Брандербергер просто повторяет то, что говорят Брент и Наумов: Щербаков не последовал рекомендациям соблюдать постельный режим — он перенес сердечный приступ в декабре 1944 года, — вместо чего отправился понаблюдать празднование Дня Победы, и на следующий день 10 мая 1945 года скончался от нового сердечного приступа. Но ни Брандербергер, ни Брент и Наумов не приводят доказательств того своего утверждения, что Щербаков пренебрег советом врачей.

А.Н. Пономарев, автор единственной полной биографии Щербакова, имел доступ к документам Московского партархива и семьи Щербакова. Историк отмечает, что Щербаков отправился на празднование с разрешения своих врачей:

«Вечером (врачи не возражали) Александр Сергеевич в сопровождении жены приехал с дачи в столицу, побывал на улицах и площадях, порадовался вместе с москвичами долгожданной победе»^[317] (Выделено мной. — Г.Ф.).

Пономарев честно признает: полной уверенности у него нет, так как свидетельство появилось спустя несколько лет — во время следствия по «делу врачей». Как же тогда Брандербергер, Брент и Наумов, а за ними Снайдер могут безоговорочно писать о рекомендациях лечащих врачей Щербакова?

Далее у Снайдера читаем:

«Жданов тоже проигнорировал предписания врачей отдохнуть» (с. 469).

Здесь мы имеем дело либо с сознательным искажением истины со стороны самого Снайдера, либо с неправдивостью его источника. Снайдер цитирует книгу Брента и Наумова, поэтому ему следовало знать: даже в столь нечестной книге написано, как врачи, отвечающие за лечение Жданова, позволили ему покинуть кровать и ходить, несмотря на то что кардиолог-консультант доктор Лидия Тимашук определила, что Жданов недавно перенес сердечный приступ, и рекомендовала строгий постельный режим.

Действительно ли против Жданова существовал «заговор врачей»?

На самом деле не признавать существование заговора врачей против Жданова, выразившегося в его неправильном лечении, значит отрицать, что он перенес не один, а два недавних сердечных приступа и месяцем ранее, возможно, третий, а также игнорировать диагноз врача-кардиолога Тимашук, запретившей Жданову вставать с кровати. Прямой результат таких действий — смерть Жданова. Геннадий Костырченко цитирует записку доктора Виноградова на имя Берии от 27 марта 1953 г.:

«Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова был инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и метода лечения у нас не было»^[318].

Брент и Наумов утверждают, что имели доступ к еще более раннему документу, в котором Виноградов делает такое же признание:

«18 ноября 1952 года Виноградов все еще мог отрицать предумышленный заговор об убийстве Жданова: “Я позволил допустить ошибку в диагнозе, который привел к серьезным последствиям и затем к смерти [Жданова]. В моих действиях не было никакого коварного плана. Я хочу только повторить, что в основании этого преступления, его первоисточником, была медицинская ошибка, которую я признал как консультант, отвечающий за лечение А.А. Жданова» (Брент и Наумов, с. 231).

В полуофициальном сборнике документов приводятся другие показания Виноградова: