Но главное — Центр не сообщил Корсиканцу длину собственной волны, без чего связь с подпольщиками принимала односторонний характер. При всем желании в Берлине не могли принять и расшифровать указания Москвы, а они были неизбежны. Нарком госбезопасности Меркулов, отдав в мае 1941 года распоряжение о том, чтобы шифры и порядок связи с берлинской нелегальной резидентурой были показаны ему лично, вероятно, ознакомился и с приведенной выше инструкцией. Имел ли он в виду первоначально ограничиться односторонней связью с Корсиканцем и лишь в дальнейшем перейти на двусторонний обмен шифротелеграммами — неизвестно. Последнее обстоятельство заставляет предположить, что длина волны «А-1» могла быть сообщена радисту Харнака дополнительно, хотя и не обязательно. Важна мотивировка этого решения руководства. Нельзя исключать, что она была продиктована озабоченностью Центра безопасностью Корсиканца, так как сокращала выходы в эфир его радиостанции «Д-6».
Поэтому 24 июня 1941 года следует считать днем, когда личные контакты резидентуры внешней разведки в Берлине прервались с группой Корсиканца на длительный период и она начала действовать по своей инициативе с учетом обстановки, но с той же целью — содействовать разгрому германского фашизма. Группа Корсиканца не изменила своей ориентации на Советский Союз, видя лишь в нем реальную силу, способную сокрушить фашизм, помочь воссозданию новой миролюбивой Германии.
СВЯЗЬ ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО!
Оборудованная в районе Бреста приемопередающая станция для Корсиканца «А-1» перестала существовать в первые же дни войны, уничтоженная стремительно наступавшим вермахтом. Другого приемного пункта у внешней разведки не было, и Фитин, получив из Берлина подтверждение тому, что «Д-6» может связаться с Москвой, срочно обратился 25 июня 1941 года к заместителю начальника 5-го управления НКО СССР генерал-майору А.Б. Панфилову с просьбой установить связь с нелегальной радиостанцией, находившейся в Берлине. Желательно, чтобы радиосеансы проводились из Минска и полученные материалы пересылались в 4-е управление НКГБ, указал Фитин. Но Разведывательное управление Генштаба Красной Армии не смогло выполнить просьбу коллег из внешней разведки, так как быстро менявшееся положение на фронте и отступление Красной Армии постоянно корректировали оперативную обстановку. И, увы, не в лучшую сторону!
Попытка обогнать время и как можно скорее принять сигналы Корсиканца не достигла цели. Внешняя разведка по-прежнему оставалась лицом к лицу с необходимостью установления радиоконтакта с берлинским подпольем. Будь в Германии хотя бы один разведчикнелегал, не пришлось бы предпринимать рискованные поспешные шаги без гарантии того, что они принесут ожидаемые результаты.
Стоило, однако, взглянуть на карту Европы, чтобы заметить, что расстояние от Стокгольма или Лондона до Берлина было намного короче, чем от Минска или Москвы, не говоря уже об Урале. Это натолкнуло руководство разведки на мысль — использовать радиостанции резидентур НКГБ—НКВД в Великобритании и Швеции для прослушивания эфира и нахождения позывных Корсиканца. Резидентам в Стокгольм и Лондон были сообщены время и длина волны «Д-6» с указанием слушать их постоянно и немедленно докладывать о результатах. Наступила пауза, которая чем дальше, тем становилась тягостнее. В Центре не могли понять, в чем дело: берлинцы имели, как считалось, исправную, опробованную аппаратуру, радисту Кляйну показали, как работать на ней, дали порядок связи с Москвой — что еще требовалось?! Все казалось надежным, отлаженным, и о каких-либо неурядицах не могло быть и речи. Но чем дальше, тем настойчивее руководство разведки терзал вопрос: почему молчит Корсиканец? О том, что Кляйн по неосторожности повредил рацию, узнали позднее.
В дни немецкого наступления 1941 года на Москву большая часть центрального аппарата внешней разведки выехала из Москвы на Урал. На Лубянке осталась лишь небольшая оперативная группа. Перебазировалась из Москвы и приемопередающая радиосистема. Даже при самых благоприятных условиях Центр лишился на месяц-полтора, а то и больше возможности принимать сигналы зарубежных корреспондентов.