«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо

Находившиеся в СССР немецкие коммунисты-эмигранты подтвердили, что Роберт Барт состоял в КПГ, за революционную деятельность арестовывался, работал в органе КПГ «Роте фане».

Первичная проверка подтвердила первоначальное впечатление: оснований для сомнений в Барте нет. Под псевдонимом Бек он был зачислен в разведшколу. С лета начались занятия с А. Хесслером и Р. Бартом по специальной программе, разработанной с учетом сложности предстоящего задания. В обучении Франца и Бека, помимо специалистов, участвовали Коротков и кадровые офицеры, до войны работавшие в легальной резидентуре внешней разведки в Берлине.

Наряду с учебой, сотрудники школы приглядывались к своим питомцам, старались глубже понять побудительные мотивы, по которым они пошли на сотрудничество с разведкой и взялись за выполнение рискованного задания. Изучали оттенки их политических взглядов, деловые и морально-волевые качества.

Коротков доложил Фитину, что подготовка парашютистов идет по намеченному графику, без срывов и к началу августа будет завершена. В план подготовки были включены и такие аспекты, как создание безупречной легенды для Франца и Бека, объясняющие, где и как они воевали, почему оказались в отпуске в Берлине. Не исключалось, что оба могли попасть в руки германской контрразведки. В этом случае не следовало показывать, что они знакомы друг с другом, и каждому излагать свою, самостоятельную версию. Франц мог бы рассказать, если его вынудят к этому, часть своей биографии, известную гестаповцам, а также сообщить, что прошел перед заброской в немецкий тыл спецкурсы под Куйбышевом, что вместе с ним обучалось еще четыре человека, что старшим в группе был некий Васильев. В описании курсантов Франц мог дать волю своей фантазии, но не иметь кого-либо конкретно в виду из своих друзей.

При безвыходном положении Бек «чистосердечно» признался бы в том, что был завербован в разведшколу и согласился пойти в нее только потому, что рассчитывал при выполнении задания прийти к «своим» с повинной и обо всем рассказать. Однако, оказавшись за линией фронта, стал сомневаться в том, поверят ли ему, и из-за этих колебаний упустил время. Сведения о Франце и о московском объекте следовало сохранить в тайне при любом оказываемом на него давлении.

В целях дополнительной предосторожности предусматривалась вероятность работы Франца и Бека на рации под контролем германской контрразведки. Парашютисты могли сделать вид, что согласились с предъявленными требованиями, но при этом должны были подать сигнал тревоги. Над его выбором офицеры внешней разведки ломали голову не один день. Решение пришло неожиданно и как бы само собой. Так бывает после длительного напряжения и сосредоточения умственных сил на одной-единственной, самой важной задаче.

—   Александр Михайлович, — обратился один из офицеров к Короткову, — а что, если у радиста дрогнет рука и он невольно собьется, а затем повторит текст? Бывает же такое.

—  В этом что-то есть. Давайте порепетируем и посмотрим, как это будет выглядеть.

Опыт прошел удачно, и все смотрелось вполне естественно; дрожание руки легко объяснялось проявлением волнения из-за большой психологической нагрузки. Сигнал тревоги, таким образом, должен был выглядеть как повторение Францем и Беком нескольких отдельных групп зашифрованного текста. В одном случае это делалось в первой половине радиограммы, в другом — во второй.

Надлежало снабдить Франца и Бека необходимыми документами. На подлинные немецкие документы рассчитывать не приходилось, но в достатке имелись различные трофеи, вплоть до незаполненных чистых бланков, которые можно было использовать в качестве образцов и как надежный исходный материал. Конечно, и при этом придирчивая проверка могла раскрыть искусственный характер бумаг, удостоверяющих личность парашютистов. Но для этого требовались какие-то особые, из ряда вон выходящие обстоятельства и обращающее на себя внимание поведение «солдат-отпускников». Предполагалось, что до этого не дойдет и документы смогут выдержать обычный контроль. Да и кто станет разглядывать под лупой солдатский «аусвайс». Но, увы! Те, кто готовил нашим агентам документы, не все знали о порядке учета и хранения германской документации, и это обстоятельство сыграло позднее свою роковую роль.

Осенью 1942 года наши разведчики захватили германскую инструкцию, из которой следовало, что лица, самовольно отлучившиеся из воинской части вермахта, немедленно брались на особый учет. Полевая жандармерия Германии опубликовала список подобных военнослужащих, и среди них значился Роберт Барт. Следовательно, его могли заранее разыскивать как дезертира. Методика поимки последних сводилась к следующему: устанавливалось дополнительное наблюдение по месту жительства за самовольно отлучившимся военнослужащим. Слежка велась и за женой дезертира, с которой он, как показала практика, постарается обязательно встретиться.

Это обстоятельство выпало из вида при подготовке Бека, а когда о нем узнали, было поздно — курьер находился в Берлине.