30 сентября Бек снова вышел в эфир и был принят в Центре. Он сообщил, что Франц исчез с 16 сентября, у самого Бека не нашлось квартиры. Помощь, которую он рассчитывал получить на месте, ему не была оказана. Телеграмма вызвала ряд вопросов, но ответов на них не было. Бек не появлялся в эфире по непонятной причине.
Но так ли уж трудно было разгадать вероятную причину молчания Франца и Бека, если вспомнить, как и к чему их готовили перед заброской в тыл врага?
В середине октября связь с парашютистами, как по мановению волшебной палочки, возобновилась. Но ничего существенного из Берлина не поступило, радиограммы были полны тревожными намеками, которые свидетельствовали о том, что берлинские антифашисты, по крайней мере часть из них, испытывали затруднения. В отдельных сообщениях глухо упоминалось об аресте членов группы. Центр настойчиво подталкивался из Берлина к мысли о необходимости ввода в действие его стратегических резервов — законсервированных ценных источников.
14 октября 1942 года Бек передал в Центр радиограмму, которая была несвойственна его манере обращения с радиоключом и которую так и не смогли расшифровать. Что это, случайность или заранее обусловленный сигнал тревоги, поданный парашютистом?
На следующий день от Франца поступило похожее сообщение, содержание которого не поддавалось дешифрованию. И опять никто из тех, кто непосредственно был связан с приемом и докладом шифротелеграмм, не обратил внимания на необычный характер донесений из Берлина. Более того, спустя какое-то время Беку, доложившему об исчезновении Франца, были переданы явки к ценным связям. По-видимому, в Центре сочли, что при сложившемся положении ему следовало взять на себя роль радиета и одновременно групповода оставшихся в Берлине источников информации.
Однако, вместо ожидаемого потока ценных сведений, от Бека поступили путаные объяснения, из которых следовало только одно: все явки по какой-то неясной Центру причине провалены. Последующий анализ, проведенный в начале 1943 года, показал, что от имени Франца с Центром работало гестапо. Бек передавал поверхностные сообщения и, по заключению специалистов, пускал пыль в глаза.
Контрразведка СССР в годы войны организовала не одну операцию по дезинформации противника и раскрытию его «законсервированной» или специально забрасываемой в Советский Союз агентуры — при помощи радиоигр. Но если советской стороне удавалось длительное время, вплоть до окончания войны, водить немцев за нос, то почему немцы в свою очередь не могли то же самое проделать с советской стороной?
Проверка возникших подозрений подтвердила, что 14 октября Бек работал в эфире неуверенно, не объявлял группы зашифрованного текста и при их повторении давал другие группы знаков. Следовательно, Бек предупредил Центр, как было условлено, о том, что работал на рации под контролем германской контрразведки.
Но его радиосигнал не привлек того внимания, которого он заслуживал.
Сотрудники радиоцентра на запрос внешней разведки дали ответ, что, по их мнению, сигнал тревоги, поданный корреспондентом, «неудачен», особенно ввиду слабой его слышимости. Радисты не могли уверенно утверждать, была ли путаная телеграмма Бека следствием его преднамеренных действий или плохих метеорологических условий и значительной удаленности.
Неизвестно также, предупредила ли разведка радиоцентр о том, чтобы он фиксировал случаи поступления из-за рубежа радиограмм с какими-либо отклонениями от принятых параметров.
Франц, вероятно, поняв, что его тревожный сигнал не дошел до Москвы и что он участием в радиоигре только помогает фашистам, отказался от предложенной ему роли подсадной утки. Его немедленно доставили в камеру смертников и в начале 1943 года расстреляли. Когда его вели тюремными коридорами, Альберт Хесслер, возможно, вспомнил, как, отправляясь на задание, он пообещал знакомому интербригадовцу встретиться в Берлине после войны, что бы ни случилось. «Жаль, что так произошло, — подумал Хесслер, — еще подумают, что Альберт не сдержал своего слова. А все-таки фашизм будет уничтожен, и на немецкой земле победят мир и социальная справедливость!»