Красная карма

– Вот именно. Кришна разорвал все связи с этим сообществом. А ты разделяешь идеи своего брата. Так почему же ты поклоняешься этому учению?

Она без колебаний ответила:

– Мать остается Матерью. Гуппи никогда не отрекался от ее учения. В некотором смысле именно оно защищает его сегодня.

– Мать была авторитарной?

После нескольких секунд размышлений она ответила:

– Я плохо ее знала. В то время я была слишком маленькой и не интересовала ее. Я была всего лишь сестрой моего брата. Возможно, она даже думала, что я мешаю воспитанию мессии…

– Ее действительно убили?

Абха вздрогнула и искоса посмотрела на него. Глядя на ее приоткрытый рот и жемчужные зубы, Эрве подумал: похоже на рану, нанесенную острым краем перламутровой раковины.

– Зря Кришна сказал тебе это. Никто не знает, что с ней произошло.

– От кого он меня защищает?

– Не знаю.

– Меня хотят убить?

Она взвилась, как от ожога:

– Говорю тебе, я не знаю!

Сложив ладони перед собой, она разразилась смехом. Эрве не поспевал за сменой ее настроений.

– Я счастлива, – прошептала она.

Погас свет. Видимо, случился сбой в подаче электричества. И сразу же комнату осветила молния. Абха стояла у двери, свесив руки вдоль тела; ее сари было похоже на серебряную букву «Z».

– Я счастлива, – повторила она между двумя ударами грома.

Новая вспышка. Силуэт Абхи на миг блеснул в свете молнии, словно карп промелькнул в темной воде.

– Почему? – успел он спросить.

– Муссон наконец пришел.

Внезапно осмелев, он почти на ощупь подошел к ней. Вспышки молнии слепили, еще больше сгущая тьму. Когда он был в нескольких сантиметрах от Абхи, которая едва доходила ему до плеча, ее аромат снова хлестнул его по лицу. Он устал от потрясений, от безумного накала чувств. Неужели в этом мире нет ничего нормального, умеренного? Только насилие, только помутнение разума?

Она обхватила его за шею, заставив вздрогнуть, как от прикосновения металла. Эрве подумалось о наборе колокольчиков – он ощущал, как пылает его шея под ладонью Абхи, как будто она превратилась в маленькую птичку с бешено колотящимся сердцем.

– Муссон здесь, – повторила она. – Это прекрасно.

Она оставалась в тени, только кое-где ее фигура вспыхивала серебристыми мазками, редкими переливчатыми полосками. Аромат шел от нее волнами, пока приближалась гроза – сухая, еще не разрешившаяся ливнем.

– Каждый год, – вполголоса объяснила она, – сюда приезжают мусульманские миллиардеры. Принцы из Саудовской Аравии, Арабских Эмиратов, других стран Персидского залива бронируют целые отели только ради того, чтобы полюбоваться сезоном дождей. Они приказывают вынуть оконные рамы и ждут, когда муссон ворвется в их королевские покои и окатит их с головы до ног!

Эрве дрожал в темноте. Черт возьми, почему он так уязвим? Так раним? Он не был пленником на этой вилле. Он не был и реинкарнацией старой ведьмы. Он просто по уши влюбился в восхитительную младшую сестренку… В силу постоянства своей натуры Эрве, из стеснительного студента превратившийся в калькуттского узника, почти не изменился. Он по-прежнему был несчастным Дон Жуаном в английских туфлях…

Внезапно где-то в глубине виллы раздался глухой звук.

– Пойду посмотрю, что там происходит, – шаловливо прошептала Абха. Она встала на цыпочки и шепнула ему: – Взгляни на поднос: я приготовила тебе сюрприз.

– Какой сюрприз?

– Хочу, чтобы у тебя был выбор.

104

Оставшись один, Эрве бросился к окну. Его по-прежнему окружала тьма. Ну, не полная тьма… Молнии вспыхивали так часто, что все залил сплошной свет – белый и ослепляющий. Эрве раздвинул шторы и увидел в небе лезвия света, которые проникали сквозь нагромождения облаков, как скальпель в складки мозга.

С идеальной синхронностью дождь начался в тот момент, когда он повернул оконную задвижку. Не успел он открыть окно, как ему в лицо плеснула вода, словно он находился на палубе траулера. В экстренной ситуации приходится пересматривать свой вокабуляр. При виде того, что сейчас обрушивалось с неба, слова «дождь» или «ливень» казались пустыми, ничего не выражающими. Еще одно подтверждение существования удивительного феномена: западный словарь пасовал перед лицом бенгальской действительности. Все равно что пытаться изобразить апокалипсис четырьмя цветными карандашами.

Вцепившись обеими руками в оконную решетку, Эрве наслаждался этой вакханалией. Ливень – тяжелый, теплый – бил, расстреливал, вколачивал в почву растения, хлестал огибающую дом песчаную дорожку, переполнял кровельные желоба…

Гром гремел не переставая. При каждом раскате земля тряслась, стены дрожали. Казалось, грохочет сама земля; между пальмами проскакивали молнии – ослепительные, как вспышки магния. Это было и великолепно, и страшно. Гроза над городом, ураган над виллой – именно это было ему нужно.

Он поймал себя на том, что представляет себе виллу, унесенную шквальным ветром, представляет ее погнутые решетки, свою разгромленную комнату… Он был свободен, обновлен, очищен бурей и…