Красная карма

Мерш смутно помнил, что цирк расположен где-то слева, на пустыре рядом с ярмаркой. И действительно, очень скоро он увидел красно-золотой купол, похожий на гигантской волчок, а в стороне от него различил выцветшие крытые фургоны. Ему вспомнился музей Гревен…[59] и еще шарманка, которая была у него в детстве; она наигрывала песенку «Моя прекрасная елка».

И не спрашивайте у меня, почему…

Цирк… Мерш всегда его ненавидел. Этот запах опилок и зверей, эти дурацкие репризы, оркестр, состоящий из одних только труб да медных тарелок, сквозняки, дувшие вам в спину так, что вы дрожали от холода на своей скамейке… И вот он снова бродит между покосившимися фургонами и клетками, поставленными прямо на землю.

Его встретили запахи цирка – вонь прелой соломы и спящих животных. И сквозь прутья клеток он невольно высматривал львов с тусклыми гривами, унылых обезьян, дремлющих собак… Казалось, весь этот замкнутый мирок кемарит в ожидании конца антракта, чтобы снова взяться за работу. Единственное преимущество цирковых повозок состояло в том, что на них значились имена хозяев, выписанные цветными буквами в затейливых рамках.

Наконец он обнаружил то, что искал, – фургон на колесах, с надписью по бокам: «Сара, знаменитый медиум»; внизу была разъясняющая иллюстрация – Шахразада с пышными формами и лицом, наполовину закрытым черной вуалью, поверх которой смотрели два глаза, обведенные черной же краской. Он трижды громко стукнул в дверь и испугался: вдруг она упадет.

– Кто там?

Мершу захотелось отпустить шутку: мол, что же это за провидица, если не может угадать, кто таков ее ночной гость?

Но он удержался и коротко ответил:

– Полиция!

39

Вместо танцовщицы под семью покрывалами ему пришлось удовольствоваться низенькой женщиной лет пятидесяти. Черное платье с пуговками на манжетах, белый воротничок с острыми уголками. Лицо серьезное, на очках вместо дужки веревочка; перманент с крутыми, сбрызнутыми лаком завитками, спадающими на правый глаз: заколки тщетно пытались сдержать эту непокорную гриву.

Жан-Луи еще не успел сесть, а Сара уже достала карточную колоду. Ее манера тасовать карты – главный признак профессии – и массивные перстни, сверкавшие чуть ли не на всех пальцах, свидетельствовали не только о владении ремеслом гадалки. Скорее, это походило на сообщничество, на некую давнюю связь, основанную на взаимном доверии…

– Бросьте, мадам. Я пришел не за этим.

Маленькие глазки хищной ночной птицы впились в него поверх очков.

– Сюда всегда приходят только за этим.

Мерш порылся в кармане куртки:

– Сегодня карты тасую я.

И выложил на стол фотографии трупа Сюзанны. Гадалка застыла от ужаса, потом несколько раз перекрестилась.

– О господи… Кто же сотворил такое?

– Вот в том-то и проблема. Вам знакома эта поза?

– Поза?

Только тут Мерш заметил, что положил снимки вверх ногами, отчего гадалке показалось, будто Сюзанна стоит на одной ноге. Он резко развернул фото. И вдруг обратил внимание на то, что Сара косит на левый глаз. С таким дефектом зрения да еще при эдакой гриве, спадавшей на другой глаз, дамочка вряд ли хорошо видела. Но может, именно поэтому она лучше прозревает нечто потустороннее – будущее, прошлое? И невидимое…

Как бы то ни было, сейчас гадалка утратила дар речи.

– Ну так что это за поза?

– Это… это поза Повешенного.

– Точно. И что же она означает в картах Таро?

– Я не могу вам ответить. Повешенный сам по себе ничего не означает.

Она говорила полушепотом. Из ее рта, напоминавшего куриную гузку, сочилась слюна.

– Ну-ну, все же постарайтесь.

– Карты… они, знаете ли, как жизнь, – пробормотала она. – Любое событие, взятое в отдельности, не имеет смысла. Его всегда нужно объяснять в сочетании с другими, сопутствующими… Простите, вы не могли бы убрать эти снимки?

Жан-Луи спрятал фотографии.

– А теперь покажите мне карту с Повешенным, – приказал он.

Постукивая перстнями, гадалка перебрала карты и вытащила из колоды человека, подвешенного за одну ногу не то к древесному суку, не то к виселице. Красные шоссы, синие башмаки с загнутыми носами, синий камзол, волосы того же цвета… Казалось, он то ли грезит, то ли чего-то ждет, откинув голову и заложив руки за спину…

– Повешенный – это двенадцатый аркан марсельского Таро. – И Сара указала на перевернутое тело. – Вот видите – это поза ожидания, отдыха.

– Но не поза несчастья или невезения?

– Нет. Повешенный ждет, он предоставляет событиям прийти к нему… Но сам не вмешивается, просто смотрит и размышляет. Эта карта означает… как бы сказать поточнее… терпение и покорность судьбе.

– То есть ничего отрицательного, угрожающего?

– Она может указывать и на тюремное заключение. К примеру, я попала в какое-то безвыходное положение. Не могу сдвинуться с места. Ничего не могу сделать… Или же это зависимость от кого-то или чего-то, понимаете?

Наступила пауза. Жан-Луи барабанил пальцами по столу – то ли нервно, то ли разочарованно, то ли все вместе.

Гадалка продолжала, теперь уже увереннее:

– Повешенный советует вам ждать – ждать и размышлять…