Красная карма

Убийца помчится следом, но, может, ей повезет и она успеет открыть дверь, спуститься по лестнице и броситься к полицейским? И Николь кинулась бежать – неожиданно для ее противника, который ринулся за девушкой с секундным опозданием. В столовой Николь обогнула массивный обеденный стол и чисто рефлекторно – а может, вспомнив, что видела это в кино, – опрокинула его, чтобы преградить путь убийце. То же самое она проделала с двумя стульями, креслом и тумбочкой, нагромоздив на пути преследователя кучу препятствий.

Добежав до входной двери, Николь несколько раз нажала на ручку и поняла, что дверь закрыта не только на ключ, но еще и на задвижку. Девушка не могла в это поверить: отец, уезжая, запер дочь в квартире! Теперь весь ее план рушился. Николь все еще дергала дверную ручку, когда услышала за спиной тяжелое мужское дыхание. И едва успела увернуться от лезвия, вонзившегося в дверную створку.

Она ясно разглядела это оружие – кривой нож, похожий на садовый, каким садовники подрезают растения, или сорняки, или что там еще… Николь представила себе, как ее внутренности выпадают на ковер, и ее чуть не стошнило. Она упала, поднялась, поскользнулась, снова упала, но все-таки смогла вскочить на ноги. До сих пор она ни разу не крикнула – слишком уж была занята мыслью, как ей выжить…

Перебежав в гостиную, она встала за креслом. Убийца был уже на пороге. Он прыгнул вправо, потом влево, и Николь, несмотря на панику и ужас, отметила, что двигается он как-то странно. Танцует, подскакивает, семенит, скользит по комнате… Этот человек в облегающем трико и впрямь походил на танцора… Он рванулся к ней, она перебежала за другое кресло. По мере того как они сближались, страх Николь рассеивался. Зверь был тут, в нескольких метрах от нее, а ей чудилось, будто она его приручает – или же приручает свой собственный страх перед ним.

Еще миг, и они неизбежно сойдутся вплотную, и в этом контакте будет нечто реальное, не относящееся к миру фантазмов, абстрактного ужаса.

Николь уже почти ждала этого.

Второе кресло… Человек по-прежнему порхал по комнате – ну прямо «Лебединое озеро» какое-то… Четкий стройный силуэт, будто вырезанный из черной бумаги; стрекозиная легкость… Николь видела блестящий серп в его руке, обтянутой перчаткой, – смерть как вопросительный знак. Она прикинула свои шансы: если ей удастся сделать ему подножку и повалить или оттолкнуть хоть на несколько секунд, она успеет добежать до двери и отпереть ее: ключи всегда лежали в мраморной пепельнице на консоли в прихожей.

Николь была уверена, что ей это удастся.

Она сознательно пошла на риск: почти задев убийцу, все же успела добежать до стола в столовой. И так же как при игре в салки, укрылась за этим столом – теперь их разделяли два метра полированной поверхности – последняя отсрочка.

Нагнувшись над его блестящей крышкой, убийца что-то невнятно бормотал под своей маской – то ли молитву, то ли мантру, – на языке, неизвестном его жертве.

Еще несколько секунд они ходили вокруг стола, и наконец настал момент, которого ждала Николь. Оказавшись спиной к прихожей (ее преследователь стоял в это время на другом конце комнаты), она уперлась пяткой в угол стола и с неожиданной силой опрокинула его, отчего убийца рухнул на пол вместе со стульями, телевизором и оборванными шторами.

Круто повернувшись, Николь кинулась в прихожую, схватила ключ, отперла дверь и выскочила на лестничную площадку. Ее босые ноги быстро перебирали ступени, покрытые ковровой дорожкой, из груди вырывалось громкое хриплое дыхание, но все, казалось, было тщетно: почти сразу же она услышала позади, несколькими ступеньками выше, топот убийцы – он не отставал…

Николь распахнула тяжелую парадную дверь и наконец закричала во весь голос, оглушив обоих полицейских, переодетых в штатское. Ее вопль, вероятно, так сильно отдался в груди, что она почувствовала жгучую боль – словно у нее что-то разорвалось внутри от долгожданного облегчения.

Бросившись в объятия своих охранников, которые от неожиданности выронили из зубов сигареты, Николь обернулась… и тут ей пришлось смириться с невозможным: в подъезде дома было пусто.

«Танцор» испарился.

72

Пока у него будут утренние бутерброды, кофе с молоком и сигареты «Голуаз», с ним ничего плохого не случится.

Именно так говорил себе Эрве, просыпаясь, каждое утро, а уж сегодня и подавно. Несмотря на все ужасы последних дней, на него неизменно снисходил душевный покой во время завтрака в кухне. Аромат кофе с молоком. Плотный слой масла на мягком свежем хлебе. Слегка липнущая к рукам клеенка на столе. Птичий щебет за окном, в просторном дворе… Словом, что ни утро, его ждали здесь эти милые неизменные свидетельства любви бабушки и тепло семейного гнездышка.

Разумеется, на душе у него было неспокойно: все-таки за последние дни столько всего случилось – два трупа, надругательство над телами, допросы, переходившие в неприкрытую жестокость, и все это расследование, погрязшее в какой-то непостижимой, мистико-индуистской бредятине…