Красная карма

Мало того, нынче ночью Эрве настиг один из тех приступов судорог, которые буквально скручивали мускулы, причиняя ему невыносимую боль. И он, как всегда, пообещал себе, что обязательно сходит к врачу, но не сейчас, никакой срочности нет…

Однако на самом деле сегодняшнее недомогание пришло извне.

А вернее, из сновидения.

Она снова приснилась ему – эдакая приличная дама, одетая по моде тридцатых годов, которая расхаживала по просторной квартире, заставленной полированной мебелью, сверкающими безделушками, креслами с золочеными подлокотниками…

Точнее, приснилась не она: Эрве сам был этой женщиной. И во сне принимал ее образ мыслей, ее убеждения, ее физический облик… Он видел это, заглянув в зеркало. Тонкое лицо в духе Габи Морле: вздернутый подбородок, головка, будто созданная для того, чтобы носить фетровые шляпки, какие выделывала его бабушка. Кстати: возможно, это как раз и была одна из ее заказчиц, которую он видел в детстве.

Но почему она так часто ему снится? Почему этот сон неизбежно переходит в кошмар? И почему в этом сне, когда зеркало удерживало его облик и он улыбался своему отражению, лицо внезапно перекашивалось, а рот оскаливался, обнажая острые блестящие клыки и превращаясь в страшную воющую пасть?!

Эрве вдруг осознал, что снова нервно скребет отметину на предплечье, – всякий раз, когда его одолевала тоска, он ловил себя на этом машинальном неотвязном жесте. Ну за что природа впечатала в его кожу этот проклятый символ – зловещую свастику, в точности такую, какой она была на их знаменах?!

– Налить еще кофе?

– А? Нет, спасибо.

– А бутерброды?

– Да я сам сделаю.

Бабушка вышла из кухни в столовую; любопытная у нее была походка – одновременно и мерная, и зыбкая. Эрве закурил «Голуаз» и прижмурился. Самый приятный момент дня. А что ему сулит нынешний день? Какие еще зверства? Какие новые ужасы?.. Ну, пора идти. Встреча «У Мартена» в десять. Как обычно.

Но тут позвонили в дверь. Эрве открыл глаза. Странно, кто это может быть в такую рань – в восемь утра? Бабушка пошла открывать. Эрве услышал мужские голоса, потом ее голос, приглушенный, почти шепот. Он уже приподнялся, чтобы посмотреть, кого там принесло, но тут бабушка вошла в кухню:

– Мне нужно с тобой поговорить.

73

Она села за стол рядом с ним; взгляд ее помрачнел. Эрве это сразу не понравилось. Такой вид сулил либо важное сообщение, либо очередной выговор – в эти неспокойные времена она взяла в привычку читать ему нотации, чтобы «вернуть на правильную дорогу».

– Ты знаешь, что я всегда тебя защищала…

Эрве смолчал, допивая свой кофе с молоком.

– Я всегда откликалась, когда было нужно; всегда принимала верные решения в трудной ситуации.

Эрве нахмурился:

– Что ты имеешь в виду?

– Так вот: сегодня тебе грозит опасность.

– Из-за демонстраций, что ли?

– Нет, совсем из-за другого.

Эрве изумленно разинул рот: неужели бабушка как-то узнала о расследовании?

– Ты имеешь в виду Жан-Луи?

В ответ она слегка кивнула и поджала губы, как всегда, когда ей что-то не нравилось.

– Да. И Жан-Луи, и все остальное…

– Что ты хочешь этим сказать?

Юноша почувствовал, что с трудом произнес последние слова – будто ему запихнули в горло комок ваты, пропитанной бетадином. И тотчас его одолела тошнота, подступавшая жгучим приливом от желудка к горлу…

– Все остальное. И даже больше чем все.

– Я… я ничего не понимаю…

Тошнота упорно поднималась вверх, стесняя дыхание, захватывая гортань. Вдобавок потемнело в глазах, и теперь Эрве едва различал бабушку, словно она была где-то далеко, на дне какого-то колодца…

Но тут она крепко сжала его руку:

– Дорогой мой, что бы ни случилось, ты должен мне доверять.

– Да о чем ты говоришь? Объясни, ради бога!

Теперь у Эрве даже голос изменился, каждое произнесенное слово больно царапало горло. Все плыло, колебалось вокруг него – стол, чашка, даже сигарета в пальцах.

– Что это со мной? Мне… нехорошо…

Женская рука еще крепче обхватила его запястье.

– Я не всегда могла говорить с тобой откровенно. Но это было для твоего же блага, понимаешь?

Нет, он ничего не понимал. И только судорожно цеплялся за край стола, чтобы не упасть.

– Об… объясни же… – прохрипел он из последних сил.

– Слишком поздно, мой мальчик. За тобой пришли двое мужчин. Они там…

Эрве с трудом поднял голову:

– Я… мне дурно…

– Они приехали из очень далекой страны. Ты не должен их бояться.

Эрве почти ничего не видел – если перед ним и маячили какие-то образы, то это были обрывочные частицы реальности, весьма отдаленно походившие на тот мир, который он знал доселе.

Его взгляд упал на чашку, и тут он наконец сообразил, что ему подмешали снотворное. Хуже того: подмешала его родная бабушка. Да нет… не может быть! Бабушка – последний человек, который мог причинить ему зло! И зачем? Ответом ему стала жгучая боль в желудке. И какая-то давящая горечь. Поможет рвота… Или сон…

Пальцы бабушки, ее ногти безжалостно впивались в его руку.

– Это ради твоего же блага, – твердила она ему на ухо, пока он корчился от боли. – Я должна была тебя оградить…