Красная Казанова

Сергей Волков КРАСНАЯ КАЗАНОВА ПОВЕСТЬ

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Эпилог

Вместо предисловия

Недавно, при сносе старинного особняка, разго­роженного в советское время на коммуналки, мне в руки попал семейный архив начала прошлого века (за­писи неизвестного автора в тетради, отдельные листки, пачка писем, фотографии…). Всё, по большей части, ерунда, но дневник показался настолько интересным, что я приведу его здесь, местами дополненным соб­ственными вставками, поскольку тетрадь сильно по­вреждена. Так на обложке можно разобрать лишь не­кое подобие эпиграфа:

«В январе прошлого, 1928 года, на столе това­рища Будённого оказался растрёпанный, четырёх­летней давности, номер «Радиолюбителя», со ста­тьёй об удивительном открытии английского физика Гринделя Матьюза.

Каким ветром этот, сугубо научный журнал, за­несло в кабинет инспектора кавалерии РККА - так и осталось тайной (не иначе подбросили недоброже­латели), но известно доподлинно, что именно тогда Семён Михайлович и произнес свою историческую фразу:

- Гриндель Мать… его! И пошло-поехало…»

Далее три страницы отсутствуют и я начну прямо с четвёртой.

КРАСНАЯ КАЗАНОВА ПОВЕСТЬ Глава первая

В очередях за керосином и на базаре уже вов­сю обсуждали новость, а Прохор Филиппович ещё ничего не знал. Оно и понятно, слухи не интересу­ют начальство, которому о происшествиях обязаны докладывать заместители, но последние, что обще­известно, за керосином тоже не ходят. Однако, знать Прохору Филипповичу всё-таки следовало, поскольку он, Прохор Филиппович Куропатка, являлся руководи­телем трамвайного депо имени пролетарского поэта Максима Горького, или попросту - главным по обще­ственному транспорту. А сомнительную, сладко пах­нущую скандалом информацию распространяли как раз пассажиры десятого маршрута.

Справедливости ради, надо заметить, что уже в воскресенье, в бане, когда Прохор Филиппович не спе­ша расстёгивал свои ярко-оранжевые краги, его ухо уловило брошенное кем-то с присвистом:

- …в трамвае?! Лихо!

Оглянувшись, ГПОТ увидел остриженного «под ноль», конопатого пионера (из одежды на мальчишке оставался только алый галстук). Пацан, размахивая руками, плёл что-то про десятую линию, приятели по­минутно перебивали:

-    Брешешь!

-    Поклянись!

Но что такого особенного могло там произойти, разве какая-нибудь привередливая дамочка из «быв­ших» ляпнула по роже завалившемуся ей на колени нахалу

Вообще же, центральная или «Пузырёвская» (по фамилии прежних владельцев) баня давно слыла рас­садником всяческих небылиц. Любая несуразица, да что там! Просто белиберда, пущенная мимоходом в общем зале женского отделения, пересказывалась, пе­ревиралась, обрастала подробностями и отправлялась гулять по улицам и переулкам, в качестве факта, совер­шенно достоверного. С баней не могла конкурировать ни пресса, ни полюбившаяся обывателям радиогазе­та Московской передающей станции имени товарища Попова. Баня стояла «насмерть». О неё, как о риф, раз­билась и мощная волна городских переименований, хотя архаичная вывеска купцов Пузырёвых порядком мозолила глаза властям. Так, поначалу, намеревались, замазав старую фамилию, вписать на освободивше­еся место «…26-и Бакинских комиссаров». Однако, рассудив, что если мужикам оно положим - ничего, то дамскому контингенту как-то неловко мыться при стольких бакинцах сразу, передумали, предложив на­звать строптивое заведение просто «Красная шайка», но и здесь разгорелась дискуссия. Кричали, спорили, написали даже наркому Луначарскому, только ответа почему-то не получили.

Зная об этом, Прохор Филиппович, не задаваясь ненужными сомнениями, спокойно намылил себе шею и живот, мурлыча:

-      …ведь, от тайги до британских морей Красная армия всех сильней!

Впрочем, и дома, вечером, когда проснувшись он не зажигая электричества, накинул френч и прямо в исподнем вышел в прихожую, к нему из «залы» скольз­нула Марья Семёновна, и увлекая за собой, зашептала скороговоркой:

-     Туда нельзя, там Лидочка. Я уж тебе на кухне, Прошенька. На кухне…