Читаем Красная комната полностью

Однажды в холодный зимний день перед самым рождеством Селлен стоял у мольберта и в третий раз писал на старом холсте новую картину. Он только что поднялся со своей жесткой постели; служанка не пришла затопить камин, во-первых, потому что у него не было служанки, а во-вторых — нечем было топить; по тем же причинам служанка не почистила ему платье и не принесла кофе. И тем не менее он что-то весело и довольно насвистывал, накладывая краски на великолепный огненный закат в горах Госта, когда послышались четыре двойных удара в дверь. Без малейшего колебания Селлен открыл дверь, и в комнату вошел Олле Монтанус, одетый чрезвычайно просто и легко, без пальто.

— Доброе утро, Олле! Как поживаешь? Как спал?

— Спасибо, хорошо.

— Как обстоят в городе дела со звонкой монетой?

— О, очень плохо.

— А с кредитками?

— Их почти не осталось в обращении.

— Значит, их больше не хотят выпускать. Так, ну а как с валютой?

— Совсем пропала.

— По-твоему, зима будет суровая?

— Сегодня утром возле Бельсты я видел очень много свиристелей, а это к холодной зиме.

— Ты совершал утреннюю прогулку?

— Я ушел из Красной комнаты в двенадцать часов и пробродил всю ночь по городу.

— Значит, ты был там вчера вечером?

— Да, был и завел два новых знакомства: с доктором Боргом и нотариусом Левином.

— А, эти проходимцы! Знаю я их! А почему ты не напросился к ним переночевать?

— Понимаешь, они смотрели на меня несколько свысока, потому что у меня не было пальто, я и постеснялся. Я так устал; можно мне прилечь, ладно? Сначала я дошел до Катринберга возле Кунгсхольмской таможни, потом вернулся в город, миновал Северную таможню и добрался до самой Бельсты. А сегодня, наверно, пойду наниматься к скульптору-орнаментщику, а то ведь умру с голоду.

— Это правда, что ты вступил в рабочий союз «Северная звезда»?

— Правда. В воскресенье делаю там доклад о Швеции.

— Прекрасная тема! Великолепная!

— Если я засну здесь у тебя, не буди меня; я так устал!

— Пожалуйста, не стесняйся! Спи!

Через несколько минут Олле спал глубоким сном и громко храпел. Голова его перевешивалась через подлокотник, который подпирал его толстую шею, а ноги перевешивались через другой подлокотник.

— Бедняга, — сказал Селлен, накрывая его пледом.

Снова послышался стук в дверь, но он не был условным сигналом, и Селлен не торопился открывать; однако стук возобновился с такой неистовой силой, что уже можно было не опасаться каких-нибудь серьезных неприятностей, и Селлен отворил дверь: это были доктор Борг и нотариус Левин. Борг сразу же повел себя как хозяин:

— Фальк здесь?

— Нет!

— А что это за мешок с дровами валяется? — продолжал он, показывая сапогом на Олле.

— Олле Монтанус.

— А, это тот самый чудак, что был с Фальком вчера вечером. Он еще спит?

— Да, спит.

— Он ночевал здесь?

— Ночевал.

— Почему ты не затопишь? У тебя дьявольски холодно!

— Потому что у меня нет дров.

— Вели принести! Где уборщица? Давай ее сюда! Я ее слегка встряхну!

— Уборщица пошла исповедоваться.

— Так разбуди этого вола, что разлегся здесь и сопит! Я пошлю его за дровами.

— Нет, дай ему поспать, — сказал Селлен, поправляя плед на Олле, который все это время храпел не переставая.

— Ладно, я научу тебя кое-чему. У тебя под полом земля или строительный мусор?

— Я в этом ничего не понимаю, — ответил Селлен, осторожно усаживаясь на один из кусков картона, разложенных на полу.

— Есть у тебя еще картон?

— Есть, а зачем тебе? — спросил Селлен, и лицо его покрылось легким румянцем.

— Мне нужны картон и кочерга!

Борг получил то, что требовал, а Селлен, так и не поняв, зачем это ему нужно, расположился на кусках картона и сидел, словно под ним был драгоценный клад.

Борг сбросил пиджак и кочергой стал выламывать половицу, насквозь прогнившую от кислот и дождя.

— Ты что, с ума сошел? — закричал Селлен.

— Я всегда так делал в Упсале, — объяснил Борг.

— Но так не делают в Стокгольме!

— А мне какое дело до Стокгольма? Здесь холодно, и сейчас мы затопим печку!

— Но не ломай пол! Ведь это сразу заметят!

— Поверь, мне совершенно все равно, заметят или не заметят; ведь не я здесь живу; какая она твердая, эта чертова деревяшка!

Приблизившись к Селлену, он слегка толкнул его, и тот растянулся на полу; падая, он сдвинул куски картона, и под ним стали видны прогнившие доски.

— Ах ты плут! У него здесь целый дровяной склад, а он сидит и помалкивает.

— Это потолок протекает, вот все и прогнило.

— Меня не интересует, почему прогнило; главное, у нас будет огонь.

Ловко орудуя кочергой, Борг отломал несколько досок, и скоро в камине действительно пылал огонь.

Во время этой сцены Левин держался спокойно, выжидательно и почтительно. Между тем Борг уселся перед камином и стал накаливать кочергу.

В дверь снова постучали, но на этот раз последовали три коротких и один длинный удар.

— Это Фальк, — заметил Селлен и пошел открывать. Когда Фальк переступил порог, вид у него был довольно возбужденный.

— Тебе нужны деньги? — спросил его Борг, хлопнув себя по нагрудному карману.

— И ты еще спрашиваешь! — ответил Фальк неуверенно.

— Сколько тебе нужно? Я могу достать!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги