Красная королева

Алисе было отчаянно жаль этих трех мальчишек, лишившихся родителей, голодавших, старавшихся изо всех сил – и терпевших неудачу. Но она понимала, что худшее еще впереди, поскольку ехала на плече уродливого великана, а не шла рядом с человеком.

– Когда мы потеряли ферму, я отправился на поиски работы. Но я мало что умел, потому и работы для меня не было, хотя я готов был учиться и выкладываться по полной. Но мне отказывали, давали от ворот поворот, снова и снова. Однажды мне надоело ходить, просить и умолять, и я готов был вернуться к братьям и предложить им пересечь равнины и попытаться найти работу в Городе. Папаша всегда говорил, что Город – неподходящее место для приличного человека, но мы уже жили как бездомные псы, спали под открытым небом, выпрашивали у добросердечных соседей объедки. И когда я уже принял решение сказать братьям, что мы идем в Город, по плечу меня похлопал какой-то мужчина. Он сказал, что слышал, будто я ищу работу, и что у него есть кое-что для меня. Ох, мисс Алиса, тот парень выглядел слишком добрым, чтобы это было правдой, и то, что он предлагал, было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но тогда я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думал, что он – посланный небесами ангел, хотя трудно, пожалуй, встретить кого-то, похожего на ангела меньше, чем он. Он был высок и худ, хотя горбился и оттого казался ниже ростом. И лицо, и тело его были длинными и костлявыми. Одевался он, как лорд, в шелка и бархат, а в одной руке держал мешок с золотом – мешок с золотом для меня, если я только соглашусь на то, что он просит. Мне следовало бы развернуться и убежать от него, как только я увидел его руки. Неправильные, чудовищные руки, с пальцами вдвое длиннее положенного.

Длинные пальцы тянутся к ее волосам, почти касаясь их.

– Гоблин, – выдохнула Алиса, сама того не ожидая.

– Значит, и вы его знаете, – сказал Судак. – Я не удивлен, хотя удивительно то, что он не запихнул вас в мешок и не отнес Королеве. Ему как раз такие и нравятся, девушки с золотистыми волосами, пускай у вас они и короткие.

Алиса не стала спрашивать, что делает гоблин с другими, теми, кто ему «нравится». В Городе она вдоволь насмотрелась на то, что люди – и монстры – делают с похищенными девушками.

– В любом случае, – продолжил Судак, – тогда он замаскировался, хотя рук спрятать не смог, и неважно, сколько чар она наложила на него. Он предложил мне золото и дом, чтобы жить здесь, в лесу, и любую еду, какую пожелаем мы с братьями.

– И что же вы должны были делать? – спросила Алиса.

– Патрулировать лес, следить, чтобы никто не браконьерствовал, не охотился на стада белых оленей Королевы. Дело казалось довольно простым. Охотятся тут редко, а белых оленей видят еще реже. Я сам в свое время убил пару обычных оленей, когда они забрели к нам на ферму. Здорово мы тогда наелись. – Судак умолк, погрузившись в приятные воспоминания.

Наверное, он видел, как сидит за столом вместе с братьями, на столе стоит блюдо с жареным мясом, а руки и зубы мальчиков снова нормальных размеров.

Не хотелось Алисе прерывать эти воспоминания, отчасти из вежливости, а отчасти потому, что ей казалось: она знает, чем закончится эта история.

«Как это печально, когда одна маленькая ошибка раз и навсегда меняет чье-то будущее», – подумала она и тут же поняла, что слова эти вполне можно отнести и к ней самой. Сделай она другой выбор, реши остаться дома, как хорошая девочка, не последуй за Дор туда, куда ей идти не стоило, – и жизнь ее была бы совершенно другой.

Сейчас она могла бы быть замужем за кем-нибудь респектабельным и правильным, за кем-то, чьи глаза никогда не сверкают по-волчьи. За тем, при виде кого сердце ее не колотится, а кровь не струится быстрее. Она могла бы жить на чистенькой улочке, среди цветущих вишен, там, где в саду играют златокудрые дети, превращающие цветы в бабочек и пугающие свою мамочку.

– Как вы можете догадаться, мисс Алиса, – рокочущий голос Судака вернул ее в настоящее, – я взял золото гоблина и пообещал не подпускать браконьеров к королевским стадам белых оленей. Мы с братьями поселились в лесной хижине и некоторое время жили спокойно и счастливо.

Да, спокойно и счастливо, пока Треска не увидел как-то белого оленя, пьющего из сбегающего с горы ручья. Треска просто гулял, не охотился, не делал ничего особенного – и увидел вожака стада. Он рассказывал нам потом, что шкура оленя сияла, как зимняя луна, и что олень смотрел на него без страха, как не смотрит на человека ни один зверь.

С того дня Треска не говорил ни о чем другом, только об этом олене, о том, что он насквозь пропитан чарами и что любой, отведавший мяса этого оленя, получит его силу. Никогда прежде он не рассуждал о чарах, о волшебстве и магии, и его слова пугали нас. Ничто из того, что говорили или делали мы с Окунем, не могло отвлечь его от навязчивой идеи насчет оленя. В своей одержимости он начал чахнуть, не желая никакой еды, кроме мяса белого оленя, и никакого питья, кроме его же крови.