И все же мы думали, что безумие его пройдет. Понимаете, мисс Алиса, иного мы и не представляли, потому что никто из нас никогда не сталкивался с настоящим волшебством.
Из нас троих Треска оставался единственным, встречавшим хоть кого-то из стада. Я бродил по лесам от рассвета до заката и не видел белых оленей, кроме разве что клочков их белой шерсти на деревьях. Так что мы полагали, что он забудет о нем, поскольку ну кто мог подумать, что проклятьем ему суждено увидеть такого оленя дважды?
Однажды ночью, когда мы с Окунем храпели на наших матрасах, Треска встал и ушел в лес. Я и не представлял, что он на это способен, потому что вот уже семь дней у него и крошки во рту не было, а воду мы в него вливали насильно. Мы не ожидали, что одержимость вдохнет в него силы, что страсть погонит брата за оленем, чтобы заполнить наконец дыру в его сердце.
Мы с Окунем проснулись, только когда Треска вернулся на рассвете. На плечах он нес тушу белого оленя. Руки и рот брата были в крови.
«Что ты наделал?» – закричал я, но было уже слишком поздно. Появилась
Она прокляла Треску, превратив его в уродливого великана, за убийство оленя, и прокляла нас с Окунем за то, что мы не остановили брата.
– Как-то это несправедливо, – заметила Алиса. – Вы же спали, когда он ушел, а до того предупреждали его много раз.
– Да о справедливости и речи не шло. Просто Белая Королева хотела, чтобы в ее лесу было три великана – и позаботилась о том, чтобы заполучить их.
– Тогда почему она не превратила, например, трех улиток в трех великанов, и дело с концом? Зачем все эти ухищрения?
Впрочем, Алиса и так уже знала ответ. Почему любой волшебник творит такие вещи? Для собственного удовольствия – как тогда, когда Чеширский отправил их с Тесаком в свой лабиринт, или чтобы исполнить какой-нибудь древний и непонятный закон магии. А может, Королеве просто захотелось посмотреть, что будет, если она обманом заставит трех фермеров нарушить ее правила.
– Самое худшее в этом проклятье даже не то, как мы выглядим, – продолжил Судак, указав на собственное тело. – Хуже всего жажда.
Алиса слегка поежилась, и рука ее сама собой потянулась к ножу, который дала ей Бесс – давным-давно, еще в Городе. Ножа не было.
Алиса запаниковала. Наверное, оружие выпало из кармана, когда Треска или Судак перевернули ее вверх тормашками. К счастью, она не потеряла мешок (и Бармаглота), но без ножа чувствовала себя уязвимой. Слишком часто этот маленький клинок защищал жизнь Алисы, а магия, которой она не умела пользоваться, едва ли выручит ее в опасной ситуации.
Судак крякнул, и Алиса поняла, что он уже долго молчит, видимо, ожидая, что она спросит, о какой «жажде» идет речь.
Но ведь не зря после его слов Алиса сразу вспомнила о своем ноже. Вспомнила потому, что не нуждалась в объяснениях Судака. В конце концов, Треска едва не сожрал ее.
– Она никогда не проходит, – сказал Судак. – Неважно, сколько овец, или оленей, или рыбы я отправляю в желудок. Никогда я не чувствую себя по-настоящему сытым, если не съем несколько путников.
Алиса бросила взгляд на ветви ближайшего дерева, прикидывая, сможет ли перепрыгнуть с плеча великана на сук так, чтобы не промахнуться и не шлепнуться на землю.
Судак, правильно истолковав телодвижения Алисы, успокаивающе вскинул руку:
– Но вам не нужно бояться меня, мисс Алиса, совсем не нужно. Ибо законы Белой Королевы гласят, что есть можно только злых и порочных – убийц, браконьеров, воров. А вы и ваш спутник были первыми людьми, которые вошли в деревню и заплатили за то, что взяли. Так что нам запрещено вас есть, и Треска это знает. Просто он не в силах удержаться, когда видит то, что хочет заполучить.
Судак умолк, видимо понимая, что этого объяснения недостаточно для того, чтобы оправдать брата.
– И Королева накажет вас всех, если кто-то из вас вновь нарушит ее законы, – сказала Алиса.
– Треска говорит, что не знает, может ли она сделать хуже того, что уже сделала, но я уверен: уж что-нибудь да придумает.
– В следующий раз она может убить вас.
– Смерть была бы облегчением, мисс Алиса, правду вам говорю. Я живу уже около восьми сотен лет. И все это время я пытался бросаться с высоких скал, опускался на дно озера и даже перерезал себе глотку.
Он показал на толстый рубец, которого Алиса до сих пор не замечала. Шрам, точно чудовищный горный кряж, тянулся от одной ключицы гиганта до другой.
«Рана, верно, была ужасной, – подумала Алиса. – Или резал он свою плоть не единожды».
– Я могу истечь кровью, могу переломать все кости, – продолжил Судак. – Она никогда не позволит мне – да и никому из нас – умереть, пока мы ей нужны.
Гнев, молниеносный и горячий, разлился по венам Алисы. Эта Белая Королева ничем не отличалась от Гусеницы, Кролика или Чеширского. Все они использовали людей, чтобы поразвлечься.
«И она наверняка волшебница, как и гоблин».