— Лучше иметь рядом с Луароном родную кровь, чем слать свои войска и корабли на защиту Брегерна. Не слишком обращая внимания на слова Папы Рамейского о мире, Вонгерты вновь собираются вторгнуться в пределы Эспании. Пусть воюют, ослабляя друг друга. У нас же есть возможность организовать буферное государство между Луароном и Сан-Меризо. Да, сейчас у нас мир, господа советники, и торговля процветает. Но кто знает, что будет дальше?
Предварительная «Договоренность о намерениях» была подписана. Я поставила жесткое условие: брак возможен не ранее восемнадцати лет принцессы. Кронпринц Кристиан Фридрих Конберг увез в Серкано черновик брачного контракта и несколько приятных торговых предложений.
В том числе и предложение выделить княжеству два грузовых судна для организации собственного поселения на землях Александрии. Земель обещано столько, сколько они смогут взять под охрану. При условии, что туда, в качестве правящей герцогини, переедет одна из сестер кронпринца вместе со старшей ветвью семьи. Земли же герцогства должны стать личной собственностью принцессы Элиссон.
В качестве подарков отправлены жемчуга для всей семьи, всевозможные изделия из перьев, редкой красоты комплект мебели для королевского кабинета и прочие приятности. Отдельным письмом сообщалось, что все это привезено с земель Александрии. У князя будет два года на принятие решения.
Глава 22
Герцог Роган де Сюзор не дожил до свадьбы моей дочери. Примерно через пару месяцев после бала и отъезда кронпринца герцог впервые не явился на Большой Королевский Совет. Курьер передал мне записку, где он сообщал, что простыл, неважно себя чувствует, и просил простить его отсутствие на Совете.
У него и раньше бывали дни недомогания. Но пропустить Королевский Совет?! Я заподозрила неладное и, отменив мероприятие, приказала подать карету.
Должность королевы далеко не самая приятная и накладывает множество ограничений. Жизнь на вершине довольно четко регламентирована и обставлена бесконечными табличками с надписями: «Нельзя!», «Не положено!», «Нарушение традиций!»… В том числе королева лишена возможности зайти к кому-нибудь в гости на чашечку чая. За все эти годы из дворца с визитами я выезжала считанное количество раз и никогда не была в гостях в доме герцога де Сюзора.
Не знаю, что я ожидала увидеть, но почему-то мне казалось, что частная жизнь герцога должна быть необыкновенной. Однако роскошный особняк, к которому мы подъехали, ничем особым не отличался от подобных домов других вельмож. Мой внезапный приезд произвел серьезную суматоху среди слуг, но обращать на это внимание я не стала. Как и не стала ждать, чтобы хозяину дома доложили о моем прибытии. Тем более, что это было бы бесполезно.
В жарко натопленной комнате на огромной кровати под атласным балдахином терялся сухонький старичок. Его красные припухшие веки наполовину закрывали мутные глаза. Кожа казалась полупрозрачной, а руки, выложенные поверх пышного одеяла, выглядели как птичьи лапки.
Пожилая горничная аккуратно промокала испарину на его лице белоснежной салфеткой. Рядом с окном в комнате стоял обильно накрытый стол, за которым с аппетитом перекусывали двое мужчин — лекарей. Когда дверь распахнулась и я вошла, один из них, тот, что был помоложе, подавился от неожиданности и сильно раскашлялся.
Герцог был в сознании и даже неловко попытался привстать на кровати. Я замахала рукой, не позволяя ему этого. Говорить я не могла: от резкого лекарственного запаха в комнате перехватывало дыхание.
Мадам Менуаш, которая сопровождала меня, осмотрела больного: потрогала лоб, подержала за запястье, считая пульс, и приложив ухо к груди, несколько минут вслушивалась в хрипловатое дыхание старика. Затем, пряча взгляд, слегка пожала плечами и тихонько сказала:
— Все в воле Божьей, ваше величество.
Горло у меня было перехвачено таким обручем, что несколько мгновений я не могла говорить, но и разрыдаться при людях также не могла себе позволить. Подождав несколько мгновений, когда пройдет спазм, я попросила мадам Менуаш осмотреть лекарства, которыми пичкали герцога. Я прекрасно помнила смерть своей свекрови и знала, что не позволю издеваться над дорогим мне человеком.
Мадам Менуаш подошла к окну и некоторое время о чем-то тихо разговаривала с докторами, расспрашивая их, разглядывая стоящие на отдельном столике флаконы, нюхая микстуры и даже попробовав на вкус пару из них. Я прекрасно знала, что мадам Менуаш вовсе не была великим лекарем, но из тех, кого я встречала в этом мире, она была лучшая. Умная, чистоплотная женщина, которая продолжала учиться всю свою жизнь.