Читаем Красная - красная нить (СИ) полностью

Кроме наших встреч с Мари в парке, я не замечал тем летом почти ничего вокруг. В школе вёл себя тише воды, не лез ни к кому и никого не подначивал на драку. Хотя иногда так хотелось вмазать этому задаваке Лойсу! Вечно ходит с таким лицом, будто все вокруг созданы только для того, чтобы чистить его пыльные кроссовки от собачьих какашек, в которые он регулярно вляпывался у своего же дома. Наверное, собака у него такая же глупая, как он, а родители ленивые и вредные – не мог же он стать таким сам по себе?

После школы я приходил в пустой дом и начинал считать часы до маминого возвращения… Нет, я не страдал фигнёй или чем-то подобным. Мне приходилось делать много дел, потому что мама одна не справлялась с их наплывом. Я не получал от этого никакого удовольствия, скажу вам честно. Я был обычным ребёнком и не хотел делать уроки, не хотел помогать по дому. Я мечтал просидеть у телека до вечера и поиграть в приставку, или пойти на улицу и устроить с мальчишками из соседних домов игры на выживание.

Но несколько раз я случайно увидел, как мама приходит с работы и, еще не заметив меня, почти сползает на пол от усталости... С каким выражением лица снимает туфли с натруженных ног, как тяжело вздыхает. А иногда она просто прятала лицо в ладони и, казалось, начинала беззвучно плакать.

Как-то раз я, увидев ее такой, подошёл к ней сзади и обнял крепко-крепко, пытаясь успокоить. Мама вздрогнула, и тут же повернула ко мне лицо, которое уже улыбалось для меня самой нежной улыбкой. Но глаза были красные и уставшие. Тогда она сказала только: «Я люблю тебя, мой хороший. Пойдём готовить ужин?» И мы шли готовить ужин.

Кажется, в то время у мамы были какие-то проблемы на работе. Никто не рассказывает об этом восьмилетнему мальчику, конечно, но у меня был острый слух, и я не был тупым. Кое-что понял из ее разговоров по телефону и бесед с соседками при их нечастых встречах. Поэтому, раз за разом видя ее такой уставшей и разбитой, внутри меня поднимались не понятые ещё в том возрасте чувства. Я просто не мог позволить себе промаяться дурью до ее прихода. Мне было бы стыдно и очень жалко маму, и это чувство было намного сильнее, чем нежелание заниматься домашними делами или желание заниматься фигнёй.

Так что, я старательно протирал пыль, развешивал выстиранное бельё и поливал мамины кактусы. Очень уж они ей нравились, не знаю, чем. Иногда мама доверяла мне почистить овощи для ужина, и тогда, о боже, это был самый дурацкий день на неделе, потому что это мне удавалось хуже всего. Я вечно ронял недочищенные клубни, и они, как назло, укатывались в самый дальний угол. Я часто резался, потому что эта штука, которой чистят картофель и морковь, была для меня неудобной. Поэтому без разрешения мамы я брал самый маленький нож и пытался расправиться с непослушным овощем с его помощью.

Иногда ко мне заглядывали друзья. Эти двойняшки были настоящими оторвами, непоседами и просто самыми чумовыми чудаками из всех детей, которых я тогда знал. Они были просто ураганом, поэтому мама не была особенно рада, когда Эл и Лала приходили ко мне. Умудряясь разнести и без того шаткий порядок в моей комнате за несколько минут, они могли переключиться на другие помещения в нашем доме, если их вовремя не притормозить.

К счастью, мама имела на них влияние и зачастую успевала выставить разбушевавшихся детей на улицу. Там, на заднем дворе, находилось огромное дерево с шиной, подвешенной на канате к толстому суку. Мы продолжали беситься еще некоторое время, пока не падали в траву без сил и мама не звала нас обратно домой.

Эл и Лала были близнецами моего возраста. Они жили на соседней улице в нескольких минутах ходьбы. Что Эла, что Лалу я воспринимал как мальчишек. Да и вели они себя практически одинаково, а одевались так вообще очень похоже. Никогда я не видел Лалу в платье или юбке, или не обутую в их любимые с братом зелёные кеды. Я и различал их больше потому, что у Лалы всё-таки были волосы до плеч, а у Эла такая же короткая стрижка, как у меня.

Я расстраивался, потому что их родители работали на другом конце городка, и им было удобно отвозить детей совсем в другую школу, не ту, куда ходил я. А в моей школе мне абсолютно никто не приглянулся, чтобы подружиться. Школа вообще была каким-то отстойным местом, и я начал догадываться об этом уже с первого класса.

Близнецы мне очень нравились! С ними было просто и весело, и не было никогда между нами долгих обид или секретов. Те дни, когда они заходили ко мне или, наоборот, звали гулять или к себе в гости, были для меня праздником. Тогда я даже позволял себе отвлечься от всего и не занимался делами по дому и школьными заданиями.

Урокам я уделял час от силы, в тот промежуток времени между ужином и сном. Никогда особо не перетруждал себя занятиями – потому что не было интересно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия