Красная лента

Прыжок в волчок, потом обычный балетный прыжок, Сара балансирует на краю катка и снова скользит к центру, поднимая левую ногу и подпрыгивая на правой…

Начинается третий куплет, и партия трубы подчеркивает напряженный голос Пиаф:

И те, у кого нет слез,
Никогда не смогут любить…

Я наблюдаю за Сарой и гадаю, сможет ли она когда-нибудь понять, что случилось, и почему, и чего стоило принять это решение. Именно поэтому мы так и поступили. Именно поэтому мы всегда так поступали.

Позже, примерно час спустя, я сижу в закусочной на углу улицы Франклин на северо-западе Вашингтона и пью кофе. Впервые за много лет очень хочется сигарету. Я чувствую, что скоро это закончится, и в который раз пытаюсь убедить себя, что все, что я сделал, было ради правого дела. Я знаю, что это ложь, но это ложь, в которую я должен постараться поверить. Если не ради себя, то ради Маргарет Мозли, Энн Райнер и Барбары Ли. Я должен верить в это и ради Кэтрин тоже, и, наконец, ради Сары.

Я думаю о годах, проведенных там с Кэтрин. Я думаю об уроках, которые нам преподали и которые преподать забыли. Я помню горячку, безумие, чувство отчужденности, осознание того, что мы явно были чужаками, нежелательным элементом, презренными. То, что мы там делали, никогда не попадет в газеты. То, что мы видели, никогда не будут обговаривать на собраниях и в комитетах конгресса, это никогда не станет темой обсуждения Ассамблеи ООН. То, что мы делали, было преступлением против человечества во имя… Во имя чего? Возможно, я забыл. Возможно, это нам никогда толком не объясняли. Нас тренировали, и мы делали то, чему нас научили, и вещи, которым я научился в Лэнгли, сохранили мне жизнь.

Я подумаю об этом в другой раз. Не сейчас. Сейчас я буду сидеть и пить кофе. Я закрою глаза и воскрешу в памяти лицо Сары, как она поворачивается и виртуозно скользит по льду. Я снова услышу голос Пиаф, переполненный чувствами, и мысленно прочту молитву за Кэтрин Шеридан, и еще раз выражу надежду, что мы были правы.

Завтра среда, среда и пятнадцатое число. Со времени смерти Кэтрин исполнится четыре дня. С тех пор как мы последний раз общались, кажется, прошла вечность. Жизнь потрепала нас крепко, и если бы я смог прожить ее снова, я бы прожил ее иначе. Начиная со смерти матери и того, что совершил отец. Ведь это преследовало меня всю жизнь.

Случилось еще кое-что. За два дня до смерти Кэтрин.