Красная лилия

— Тебе — да. Чтобы мой божественный муж почувствовал хоть чуть-чуть, как дрожит под ногами земля и каковы его перспективы оказаться в башне из слоновой кости. Но кто сказал, что я расскажу все это кому-нибудь другому? — Она улыбнулась. — Этим я смогу держать своего любимого муженька. Наша жизнь, наверное, сложится немного иначе в дальнейшем.

— Я чувствую что-то вроде освобождения, — медленно проговорил Андерс, словно не слышал, что она сказала. — От того, что ты все знаешь. Эти годы были ужасны. Даже когда мне удавалось загнать все вглубь, все равно все сидело во мне. По ночам снились кошмары. Что-то мелькнет в темноте, идет дождь, я слышу звук упавшего тела. И она лежит там, а я стою на дороге. Абсолютная тишина, и только дождь. Она лежала совершенно неподвижно. Единственное, что двигалось, — переднее колесо ее велосипеда. Вертелось, вертелось… — он проглотил комок в горле. — В листве дуба замерцали огоньки … — и замолк.

Домой я возвращался на метро, идти пешком всю дорогу не было сил. Долго пришлось ждать поезда во влажном каменном склепе-станции: прошло почти десять минут, прежде чем щелкнуло на путях и замерцал свет в туннеле.

«Неужели все это было так?» — раздумывал я, бродя по перрону. Густав что-то сказал своему бородатому издателю, и Андерс еще больше испугался. Он видел, где лежит ключ, отправляется незаметно туда и забирает рукопись. Сует в карман и несколько капсул, и пистолет Веннерстрёма. Интересно, он все это спланировал заранее или сделал импульсивно? Он знает, что вечерами Густав сидит в беседке. Возможно, они даже договорились там встретиться. И вот Андерс пробирается через лес, чтобы поговорить с Густавом, попытаться уговорить его отказаться от разоблачений в мемуарах. В кармане у него пистолет. Там же несколько капсул. Но Андерс утверждает, что, когда он приходит туда, Густав уже мертв. И что он встречает машину Бенгта, мчащуюся по узкой лесной дороге.

Много ли в этом правды? Почему Стина отреагировала так? Неужели она хотела показать, кто сильнее, отомстить за то, что столько лет стояла в тени, отбрасываемой Андерсом? Но она же сказала, что ничего не подтвердит. Будет отрицать все, что я смогу утверждать. Мой покерный набор из единственной королевы и четырех королей сократился до двух джокеров: Бенгта и Андерса.

Придя домой, я позвонил Калле Асплюнду на его виллу на острове Экерё. Он только что поставил перемет. Я знал, как это делается, сам однажды принимал участие. На сотни крючков нанизываются червячки, осторожно и медленно спускается сам перемет. Но очень многое зависит от того, кто гребет. Лодка должна идти не очень быстро и не очень медленно.

Калле внимательно слушал и, в виде исключения, не перебивал. Наконец, заявил:

— Я все это знал. Но это официальная тайна для узкого круга в полиции — тот несчастный случай со смертельным исходом и то, что Фридлюнд управлял машиной пьяный.

— Но все так и осталось в тайне.

— Не было повода все это раскрывать. Он предстал перед судом и понес наказание. Отсидел всего месяц. Прав лишили. Но это же было двадцать лет назад, и разгребать это сейчас, особенно когда он стал видным политиком, нет никакого резона. Нельзя же подвергать его дискриминации только за то, что у него в жизни все сложилось удачно. Другие же преступления не раскрываются и не становятся достоянием широкой публики. Наказание же дается для того, чтобы напугать и исправить. Если ты переехал кого-нибудь, все равно всю жизнь будешь помнить об этом. А потом, подумай о политических последствиях, если бы кто-нибудь из нас позволил просочиться этому в прессу.

— Вот именно, — возмутился я. — Ты сам назвал мотив преступления! Если бы мемуары Густава были опубликованы, никому не было бы так худо, как ему.

— Это неизвестно. Пока еще ведь рукописи так и нет. А то, что ты рассказываешь об Андерссоне, тоже интересно. Кроме того, ты ведь знаешь, как, собственно, отреагировал бы Габриель Граншерна на угрозу разоблачения своего нацистского прошлого. Может, просто пожал бы плечами, а может, и нет. Кстати, а кто знает, нет ли в этих архивах еще чего-нибудь похлеще? Да, если бы Йенса Халлинга разоблачили как тайного торговца оружием и неплательщика налогов, имеющего тайные банковские счета в Швейцарии, то ему светила бы невеселая перспектива, тем более когда он становится шефом ИМКО, а?

— Значит, ты не веришь, что это был Андерс?

— Веришь — не веришь. Оставь это для церкви по воскресеньям. Когда речь идет о расследовании убийства, надо знать, а не верить и гадать. Мы не имеем права спекулировать на том, у кого был повод радоваться смерти Густава и почему. Нужно гораздо большее: доказательства и свидетели. Лучше всего — признание. Вот практически и все.

— Ты думаешь о Сесилии Эн?