Красная линия

— Да уж знаю… Папа сказал. Если б ты слышала, как он это сказал… Как ему плохо было…

— Значит, ты видишься с ним, я правильно поняла?

— Да. Вижусь. А как бы ты хотела, интересно?

— Ну, не знаю… Я бы хотела… Солидарности, что ли… Хотя это твой выбор, конечно…

— А папа что, не ждет от меня солидарности? — вдруг запальчиво проговорила Ксюша, как ей показалось, со слезой в голосе. — Ведь он любит меня, и мне он не изменял! И всегда будет любить! Конечно, это понятно, что я с тобой жить останусь… Потому что я твоя дочь, и я очень люблю тебя. И даже из этой пресловутой солидарности я с тобой останусь, о которой ты говоришь… Но с папой я все равно не перестану общаться, мам. Ты даже не требуй от меня этого ни под каким видом. Я не маленькая, чтобы мне что-то навязывать.

— Да ради бога, общайся… Я разве против? Я наоборот… Я все понимаю прекрасно, ничего не собираюсь тебе навязывать. Только у меня будет к тебе одна просьба, доченька… Всего одна просьба…

— И какая же?

— Общайся хоть каждый день, но… Но не рассказывай мне об этом, хорошо? Даже имя его в моем присутствии не произноси. Мне это тяжело, пойми… Да, мы оба любим тебя, и я не хочу, чтобы ты чувствовала себя в чем-то ущербной… И в то же время знать ничего не хочу… Можешь так сделать, а? Тебе это не трудно будет? Чтобы я совсем, совсем ни одного слова про твоего отца не слышала? Это ведь своего рода компромисс, который нас обеих должен устроить?

— Ладно, мам, я поняла. Больше ты от меня ничего о папе не услышишь. Но и я буду свободна от мыслей, что ты против наших с ним встреч, что ты на меня обижаешься…

— Да, ты совершенно свободна! Он же твой отец… С моей стороны… никаких претензий. И не будем больше об этом, ладно?

— Ладно, мам, я все поняла. Хочешь, котлеты разогрею, вместе поужинаем?

— Давай…

Есть Лере совсем не хотелось, но не могла же она отказать сейчас дочери в благих намерениях! И так потом посидели хорошо вместе, поболтали на отвлеченные темы… Все-таки они мать и дочь. Близкие люди. Это ж незыблемо, в конце концов…

Утром, уходя на работу, Лера встретила соседку с нижнего этажа, милейшую старушку Валентину Петровну. И удивилась, когда та сообщила ей доверительно, почти интимно:

— Какая же эта Карина бессовестная, просто слов у меня нет… И как ты все это терпишь, Лерочка, интересно? Ох, я бы на твоем месте…

— А что я терплю, Валентина Петровна?

— Ну как это… что. Она ведь так с тобой поступила — это ведь ужас, представить себе невозможно! Ты с ней дружила, ты ей доверяла, носилась с ней как дурень с писаной торбой… А она… Пока ты в отъезде была… Это же ужас, просто тихий ужас, уму непостижимо, Лерочка! Еще и пристает к тебе, я же видела вчера в окно… И давеча тоже видела… Нет, ведь подлая какая оказалась, а? Пока ты в отъезде была…

Лера не стала уточнять все детали Каринкиной подлости в изложении милейшей Валентины Петровны, а сразу бросилась к маме, ворвалась в прихожую с гневным вопросом:

— Откуда соседи знают, мам? Почему меня спрашивают… Почему я вынуждена все это терпеть, скажи? Откуда они знают?!

— Да что знают-то, что? — виновато отступила мама, пряча глаза, и Лера проговорила так же яростно:

— О том и знают, что я застала Стаса с Кариной! Откуда, мам?

— Ой, Лерочка… Ну что же ты говоришь такое… — снова отвела глаза мама, моргая спросонья. — Ты так на меня напала с эти вопросом — ничего не соображаю… Погоди, я хотя бы халат на себя накину пойду! Пройди на кухню пока…

— Мне некогда, мам. Я на работу опаздываю. Просто ответь мне, и все. И я сразу уйду.

— Да что я должна ответить, что? Ну да, так и есть… Это я сдуру ляпнула соседке, сгоряча ляпнула, так хотелось кому-то боль свою излить… А она, видать, уж и по всему дому разнесла. Но я ж не знала, что она будет сплетничать, она мне слово дала, что никому… Да ты не обращай внимания, Лерочка, подумаешь! Поговорят и перестанут! Что ты… из-за такой ерунды…

— Мам… Неужели ты не понимаешь, каково мне сейчас… Когда каждая капля ядом на душу падает… Да что это такое, мам! Меня же в этом доме, в этом дворе каждая собака знает! Как мне теперь жить во всем этом, а? Когда твою жизнь, твою боль по молекулам разбирают, когда копаются в ней с жадным любопытством! И да, казалось бы, не стоит внимания обращать… Но это слова, всего лишь слова! На самом деле мне больно, мам! Теперь мне уезжать отсюда, квартиру менять?!

Не дождавшись маминого ответа, бросилась прочь, даже не закрыв за собой дверь. Шла потом по улице, не разбирая дороги. Наверное, лицо у нее было такое… Будто убивать кого-то пошла. Прохожие оглядывались в недоумении…

А потом успокоилась как-то. И мысль, проговоренная в запале у мамы, вдруг обрела конкретный смысл. А ведь и правда — если уехать от всего этого… Если поменять территорию… То есть если найти квартиру в другом районе? Ведь ей же будет легче! Все, все будет уже другим… И ничего не будет напоминать о Стасе, о прошлой счастливой жизни… Просто это будет другая жизнь, и все. Не счастливая, но другая. Надо же с чего-то начинать, правда? Выкарабкиваться как-то…