Красная лисица

Голодная и измученная, заснула я лишь под утро. Мне снилась прекрасная фейри с глазами волка. Снилось, что она гипнотизирует меня взглядом своих странных глаз , целует в губы, зовёт куда-то…

Утром меня посетили молчаливые служанки. Они были скромно одеты, лица у них были простые и отстранённые. Горничные забрали корсет, который я еле расшнуровала перед сном, помогли мне принять ванну – небольшая комната со вполне современными удобствами граничила с моей – помогли причесаться. Потом меня одели, несмотря на мои вопросы и протесты. Хотя одеждой это можно было назвать с трудом. Я облачилась в странный костюм из кожаных ремней хорошей выделки и медных заклёпок, соединяющих ремни. Грудь оставалась обнаженной. Кожа хотя и была мягкая, заклепки впивались в тело и не давали сутулиться и расслабляться. Застегивался костюм предположительно на пояснице. Без зеркала я пока не видела. Я очень надеялась, что при желании можно было расстегнуться и хотя бы справить нужду. Чувствовала я себя неловко и стеснённо.

Мне принесли и поднос с едой – холодной олениной и фруктами. Вино в египетском кувшине было нещадно разбавлено водой. Кто- то явно хотел, чтобы я оставалась в трезвом уме и памяти.

Трапезу мою вновь прервали уже знакомые звуки хлыста и чьей то боли. Неужели так и будет каждый день? Я следующая? Нет уж. Пора убираться отсюда. Я выглянула в окно. Все та же картина. Белокурые волосы очередной рабыни прилипли к мокрой от пота спине. Я стояла у окна и думала, что никто не замечает моего присутствия. Однако палач вдруг перестал наносить удары и, медленно развернувшись, поднял голову. Он посмотрел прямо мне в глаза. Как говорят некоторые чувствительные барышни, заглянул прямо в душу. Его лицо было неожиданно открытым и безмятежным. От этого шокирующего контраста его простого, спокойного, молодого лица и хлыста в руках, только что рассекавшего кожу блондинки у столба, мне стало еще больше не по себе. Я отпрянула от окна.

Видимо, меня неспроста поместили в эту комнату с видом на двор наказаний. Рабыня должна знать, что ее ждет, если ослушается? Я как раз и планировала это сделать. Я собиралась бежать.

Мысли мои метались, часы на туалетном столике мерно отбивали такт. Когда время клонилось к пяти вечера, времени вечернего чаепития, за мной пришли. Двое надсмотрщиков. Неизменно в черном.

– Хозяин велел приготовить вас к ужину, мисс.

– Как вежливо, – съязвила я, раздражение мое просилось на волю, как и я сама – почему бы вам не звать меня рабыней, как зовет меня вервольф?

– Ответ очевиден, – улыбнулся младший из надсмотрщиков, – потому что ваш хозяин только он. А мы уважаем его собственность.

Старший посмотрел на «коллегу» неодобрительно, мол много говоришь, и молодой повторил:

– Хозяин велел приготовить вас к ужину. Поднимитесь, пожалуйста.

– Хорошо, что хотя бы не на ужин, – съязвила я, но подчинилась.

– Я на правах старшего дам вам совет, мисс, – заговорил пожилой надсмотрщик, – у рабыни, а вы и есть рабыня, хотите вы этого или нет, не должно быть характера. Иначе его снимают. С кожей.

Он не угрожал мне, этот умудрё́нный жизнью человек. Он, возможно, действительно хотел мне лучшего. И не лгал. Аллегория это была или нет, выяснять на своей шкуре что-то не хотелось. Мне жестом предложили покинуть комнату и сопроводили меня по бесконечным коридорам и лестницам замка в основной зал.

Наверное, во времена короля Ричарда, он был тронным. Огромные окна, украшенные витражами, освещали зал. По стенам висели и газовые фонари, ибо надежды на тусклый дневной свет северного графства не было. Мне было приятно и одновременно захватывающе после моей крошечной темницы оказаться в таком огромном, полном воздуха и света зале.

Особенно меня поразили огромные часы над не менее высокой и массивной мраморной каминной полкой. В диаметре они были больше моего роста – футов шесть. А в самом камине можно было легко зажарить целого кабана. Камин не горел, а с боку я увидела массивную витую металлическую лестницу. «Наверное, чтобы подводить часы», – подумала я. На каминной полке свободно могли уместиться четверо мужчин.

Меня всегда успокаивал ход часов. В неотступности, неизбежности течения времени есть мудрость и стабильность. Какие бы безумные вещи не происходили, время по- прежнему отбивает свой ритм, а значит, мир вертится, и есть хоть какое то подобие порядка. Наверное, мои мысли были пророческими.

Один из мужчин достал из сумки на поясе чуть меньше дюжины коротких широких ремешков и поднялся по лестнице на каминную полку. Она с легкостью держала его. Второй вежливо предложил мне подняться и тоже направился за мной. Недоумевая, я подчинилась. «Они хотят, чтобы я часы с ними подвела? Сумасшествие. Delirium tremens».

Я стояла спиной к огромному механическому сердцу часов, к циферблату, мерно отбивающему стрелками ритм. Я кожей чувствовала удары стрелок. Я старалась не смотреть вниз, испарина покрыла мой лоб. Я даже боялась задать вопрос, что со мной собираются делать. Скинуть вниз? Как рабыню, задающую слишком много вопросов.