Красная лошадь на зеленых холмах

— Ну не-ет, — насупился и твердо ответил Энвер. — Ну не-ет! Моя бабушка тоже говорила черт знает какие вещи. Например, правда ли, что в Африке снег тоже черный? Не знала элементарной физики. А вы не знаете элементарной экономики. Да, в отчетах миллионы, но — с точностью до копейки. Скажем, узел «а» возле литейного, где сейчас бригада Ахмедова, стоит двенадцать миллионов триста тысяч восемнадцать рублей сорок копеек. Не понимаете? Именно до копейки. Экономика вещь жестокая. Эти-то деньги не летят. Летят другие. Вот вы, — Энвер обратился к парню в зеленой рубашке. — Какая у вас была зарплата в последний раз? Только точно!

Парень с вызовом ответил:

— Двести одиннадцать… или двенадцать! Копеек не помню!

— А у вас? — Энвер обратился к Сане. — Помните копейки?

— Нет, — улыбнулся Саня. И удивленно сказал: — Я понял!

— Вот. И я не помню. Признаюсь.

— Дешево так разговор поворачивать, — зло блеснул глазами парень в зеленой рубашке. Он поднял стакан. — Ладно. За Белокурова. А вы других агитируйте. А меня не надо.

— Он стихи пишет… зачем ему знать экономику, — кто-то бросил насмешливо.

— Стихи? — удивился Энвер. — Так это же прекрасно! Как ваша фамилия?

— Матанин, — ответили за парня. — Василий Матанин.

Энвер напряг свою память. Кажется, год назад что-то подобное мелькнуло в городской газете. Но о чем? Энвер не помнил.

— Я читал в «Заре коммунизма»… по-моему, очень неплохое… — сказал Энвер, глядя на Матанина. Тот усмехнулся, дернул плечом. — И вы, именно вы решили уезжать? Странно. Ну почитайте хоть на прощание стихи. Тем более такой день. Может быть, памяти Белокурова?

Энвер видел, что Матанин растерялся. Широко расставленные черные глаза сузились. Ему хочется побравировать перед дружками, и в то же время его тронуло внимание незнакомого человека.

— Почитайте, — попросил Горяев. — Не бойтесь. Поэт должен быть смелым человеком. Пушкин раз восемь стрелялся на дуэли. Байрон погиб в Греции, в войне за свободу греков. Так ведь?

— Я не поэт… — опустил голову парень. — Редко теперь пишу. Ну ладно. — Он встал и побледнел. Это был сейчас совсем другой человек. — Наверное, смешно. Название такое — «К потомкам». Но так вышло.

Когда-нибудь пройдешь ты, мой потомок,
среди великих ГЭС в стране родной,
и вспомнишь нас, строителей, которых
корнями сосны держат под землей.
Мы шли сквозь бури! Шли мы сквозь туманы!
Без остановки — вперед-вперед!
И стрелами здоровались мы кранов,
лишь солнышко над Родиной взойдет!..

— Да чепуха. Сам вижу.

Матанин тяжело дышал. Сел, демонстративно отвернулся, закурил.

— Вовсе не чепуха, — мягко сказал Энвер. — Вы умнее своих стихов. Вам нужно ходить в литкружок. Там собираются молодые поэты, кажется, по вторникам. Вас примут. Стихи у вас искренние. Правда, в них вы еще не научились думать. И много неточностей. Почему — сквозь бури? И почему — сквозь туманы? Ну, туманы есть, но вы же не идете, а едете. Это почтальон идет. А вы работаете в метели, тумане. Вот и написали бы. Стрелами кранов здороваетесь? Гм, это что, правда? Это же нарушение техники безопасности. Гм, или — для красного словца? — Матанин пристыженно молчал. Энвер улыбнулся. — Для красоты? Но красиво, когда правдиво. А в остальном стихи хорошие. И вы уезжаете? Жаль. Стройка без поэта — все равно что машина без бокового зеркальца — не видно, где проехали. И чем откровенней стихи, тем лучше. Ну, смотрите, смотрите. Жаль только, наши девушки будут тосковать без стихов…

Матанин исподлобья смотрел на него. Он верил и не верил. Усмехнулся.

— Ладно. Агитируйте… Нужны им стихи! Как же! Нашим-то!..

Наступило молчание. Энвер закурил в который раз, втянул дым в клокочущие легкие, губы горели. «Наверное, этот парень в себя не верит».

— Здесь люди взрослые, — сказал Энвер глухо. — Но я вам маленькую сказку расскажу. Я сейчас уйду. Извините. Вот, говорят, жил человек, и никто на него не смотрел. Такой уж был человек — не высокий и не низкий, не красивый и не совсем безобразный… Ну, говорят, серый какой-то, никто на него не смотрел. Он и галстук синий наденет. И костюм белый напялит — не смотрят. Он и на голове стоит — не смотрят, идут себе мимо, словно не человек, а пустое место. Тогда человек взмолился и закричал: «Посмотрите же, посмотрите на меня!..» И все начали вокруг удивляться и вглядываться. Видят — идет красивая девушка, говорят ей: «Ну разве на тебя не смотрят?..» А он, несчастный, здесь же, среди всех стоит, но на него по-прежнему никто не смотрит.