Красная пара

Раздетого донага начали одевать… надели ему на голову шляпу из синей бумаги, прибили погоны, повязали шарф, в окостеневшие уста вбили трубку и так наряженного привязали кусочком верёвки к стволу дерева… Солдаты и шинкарка, взявшись за руки, начали тянуть какую-то хулиганскую песенку и танцевать. Самый остроумный из батальона поставил тем временем над остатками дерева раскопанной могилы маленькую виселицу, а для выразительности повесил миниатюрную петлю из верёвки.

Разожжённый костёр освещал эту сцену, которая может дать представление о характере русских во всей войне их с нами; есть это черта не придуманная, но бледно и несмелой рукой повторенная из реальности. Ни возраст, ни боль, ни положение, ни даже та смерть, которая привыкла объединять врагов, никогда не задерживали разъярённой толпы, когда имела дело с более слабыми. Не один раз по приказу генералов танцевали на могилах недавно расстрелянных повстанцев, добивали раненых, резали живьём на кусочки, сдирали кожу, отрезали носы и уши… подвергали самым изобретательным мучениям. Ни облачение священника, ни святость костёла, ни величие алтаря и креста не дали опомниться этой языческой дичи, более достойной имени убийц, чем солдат.

И тут также ни наполовину пьяный капитан, ни молодые поручики не думали защитить осквернение могилы, которое сопровождали дикий смех и прыжки. Старшина никогда не смела противиться безумию солдат, не имея над ними никакой власти, – малейший с их стороны признак человечности считали предательством и сочувствием к бунтовщикам. Капитан, решив настичь повстанцев, не спешил, однако же, с походом за ними, был сильно убеждён, что достаточно будет напасть на них, чтобы рассеять. После отдыха и чаепития при могиле, дали тихий приказ к маршу. В повозке капитана ехала женщина с окровавленной рукой, с растрёпанными волосами и смотрела вдаль жадными очами. Когда миновали труп, стоящий у дерева, она дико рассмеялась, хлопнула в ладоши и запела…

Тянулись так эти два отряда один за другим… очень осторожный Кароль, когда хоть на миг приходилось задержаться, высылал стражу за собой, дабы убедиться, не преследуют ли их. Рассудительный Войтек прибежал ему утром шепнуть, что русские за ними идут не в слишком большой численности, уставшие, и, возможно, думают, поставив оружие в козлы, час на опушке леса отдохнуть. Эта новость побежала из уст в уста… как молния пролетела по сердцам всех мысль, чтобы, не давая им времени на отдых, напасть первыми неожиданно. Всегда имеет некоторое преимущество тот, кто смело сам ударяет на неприятеля. Каролю приходился к сердцу энтузиазм молодёжи, но немного боялся её подвергать опасности, хорошо не рассмотревшись. Войтек клялся, что солдаты были без пушек, без коней, пешие и не превосходили намного число повстанцев. Однако же капитан и Кароль решили, приказав приготовиться к сражению, зарядить оружие и построиться, самим убедиться в силе и позиции, занятой русскими.

Тихо объехали лесом их лагерь, нашли их, действительно, разложенных на земле, по большей части спящих, без часовых, беспечных и не слишком превосходящий силы. Поэтому можно было испробовать счастья. Солдат, напившийся, измученный походом, был сонный, никто не ожидал и не допускал нападения. Когда с этой рекогносцировки он вернулся к своим, молодёжь шумела, рвясь к этой первой пробе, горячка её, может, из всего была самой страшной. Таким образом, несколько раз выдав приказы и напомнив необходимость и долг послушания, Кароль разделил отряд надвое, строя его так, чтобы мог с двух сторон ударить на неприятеля. Впереди шли те, у которых было оружие, с тыла – косы и пики, а так как это было первое столкновение, всё горело неизмеримой жаждой встречи…

Осторожно, потихоньку подкрадываясь, шли они с обеих сторон лесом, а счастье хотело, чтобы утренний тяжёлый сон солдат и их неподготовленность позволили так приблизиться, что только на первый крик: «Вера! Польша!» русские бросились к оружию… Оружие стояло в козлах, порядка не было, страх овладел ими аж до старшины, смешенные голоса, противоречивые приказы, шум, проклятия вырвались разом, а тут и повстанцы двинулись, выстрелив только, на солдатство… Едва десятый имел время схватиться за карабин, половина их была разбросана по земле, которую тут же схватили наши… Русские под предлогом построения разбежались на поле и в лес, почти было не с кем биться. Разбуженный капитан, с головой, обвязанной шарфом, летал с обнажённой саблей и ругался, сколько влезло. Удалось ему всё-таки среди этого замешательства собрать какую-то горсть и с ней начать достойное отступление.