Красная пелена

Под завязку набитый стереотипами, Плюшевый Мишка, помимо всего прочего, раздражал меня своей непредсказуемостью: сегодня веселый и дружелюбный, завтра он мог ни с того ни с сего нагавкать на любого. В разговорах с нами он принимал покровительственный тон и вечно пытался учить нас жизни. Профессор веника и тряпки! Лично я не вижу ничего позорного в труде уборщика, но точно знаю, что многие не слишком умные иммигранты, вынужденные выполнять эту работу, никогда не рассказывают родным и близким, когда приезжают домой в отпуск, чем именно занимаются. Они корчат из себя невесть кого, а возвращаясь к своим совкам и метлам, злятся на весь свет.

Единственным лучом света в этом тусклом царстве была медсестра, не дававшая мне окончательно разувериться в роде человеческом.

Ее звали Полина, ей было лет тридцать пять. По голосу и манере разговаривать я представлял ее себе красивой брюнеткой с тонкими чертами лица, матовой кожей и искристым взглядом. Скорее всего, этот образ не имел ничего общего с реальностью, но меня это не смущало. У меня уже появилась привычка каждому человеку, с которым я общался, придумывать внешний облик, отвечающий его характеру, и пусть этот облик оставался целиком и полностью плодом моего воображения, я им дорожил и не собирался от него отказываться.

Полина приходила к нам два раза в день – мерить температуру и раздавать таблетки. Она всегда улыбалась, всегда разговаривала ласково, и мы ждали ее прихода с нетерпением. Она словно солнышко озаряла наше мрачное существование.

Особенно заметным контраст между поведением Полины и всех остальных становился, когда она заходила к нам в комнату не одна, а в сопровождении Мари-Клод или Мари-Франсуазы. Обе санитарки тут же начинали разговаривать с нами сквозь зубы. Я долго ломал себе голову, пытаясь понять, в чем дело, и наконец догадался. Они просто завидовали Полине и ее доброте.

Мне также нравилась Надин, проводившая у нас курсы трудотерапии.

Я ходил к ней на занятия каждый день, обучаясь печатать на машинке. Класс располагался на последнем этаже здания, но я без труда добирался туда самостоятельно: шел, вытягивая вперед руки, чтобы на что-нибудь не наткнуться, а поднимаясь по лестнице, приволакивал ноги, ощупывая каждую ступеньку.

В классе-мастерской всегда витала теплая, почти радостная атмосфера, так не похожая на ту, что царила за ее стенами. Каждый занимался своим делом; мы негромко переговаривались под звуки радио, включенного на музыкальную программу.

Пациенты с физическими травмами рук разрабатывали мускулатуру с помощью лепки, плетения и прочих видов деятельности.

Слепых, кроме меня, здесь не было, и мне поставили отдельный столик в стороне от остальных – возможно, потому что древняя пишущая машинка, на которой я тренировался, издавала оглушительный грохот.

Благодаря Надин я совершил важное открытие. Оказывается, я могу научиться писать, не прибегая к посторонней помощи.

Что касается радио, то, слушая музыку, я понял, что способен испытывать те же волнующие чувства, какие она вызывала во мне всегда. Значит, даже ослепнув, я не потеряю способности к сопереживанию. Думаю, что именно в эту минуту моя решимость начать заново отстраивать свою жизнь оформилась и окрепла.

У меня появилась навязчивая идея – раздобыть себе радио. Денег у меня не было, следовательно, о том, чтобы просто пойти и купить приемник, не приходилось и мечтать. Приходилось выпрашивать его у тех, кто обладал вожделенным устройством, чаще всего – у Надин. И вот в один прекрасный день она вошла к нам в комнату и сказала, протягивая мне пакет:

– Держи! Это подарок для тебя.

Я очень удивился – до сих пор мне не часто случалось получать подарки.

– Это транзисторный приемник, – добавила Надин.

Мое счастье было беспредельным. Я не знал, как мне отблагодарить Надин, и поднялся, чтобы чмокнуть ее в щеку. Но она чуть повернула голову и подставила мне свои губы. На краткий миг я напрочь забыл о своем несчастье. Сладость поцелуя пробудила во мне невероятную жажду жизни. Раньше я и не подозревал, что человек может до такой степени хотеть жить.

Глава 14

Теперь, когда я был погружен в вечный сумрак, единственной связью с миром стали для меня звуки, в первую очередь человеческие голоса. Подаренный радиоприемник вернул мне вкус к жизни, и я перестал столь остро ощущать свое одиночество.

Я слушал передачи и наслаждался музыкой. Кроме того, я начал постепенно узнавать, что собой представляет западный мир. Я всегда любил поэзию, поэтому на меня огромное впечатление произвели песни Брассенса. С не меньшим удовольствием я слушал других исполнителей, в том числе Ферра, Ферре, Трене.

Я не расставался со своим радиоприемником ни на час. Наконец-то я получил неиссякаемый источник информации! Я переключался с государственных каналов на коммерческие, и каждая передача приносила мне что-то новое. Даже реклама меня не раздражала, ведь благодаря ей я ближе знакомился с французским обществом.