Красная перчатка

— Как это — что?! Погибли братья, притом от рук отребья. Ганзейцы шли за мной. Значит, я виноват в смерти рыцарей и сержантов.

— Эх, молодо-зелено… — Мсье Адемар тяжело вздохнул. — Жизнь каждого из нас в руках Господа нашего, боярин. Все, что с нами происходит, — происходит во искупление грехов рыцарей Храма. А их много накопилось, ох, как много… Но не об этом речь. Тебя волнует другое — как дальше жить. Верно?

— Вы угадали…

— Думаю, что оставаться на острове тебе нельзя.

— Конечно, нельзя! Теперь меня все возненавидят!

— Глупости! Совсем наоборот — мессир Реджинальд отметил твои заслуги как спасителя обители. Не подними ты тревогу, на этом кладбище покоились бы десятки наших братьев. Мало того, ты дрался наравне со всеми, не щадя живота своего. Какие могут быть к тебе претензии? Все это называется, мой мальчик, одним словом — Судьба. От нее не убежишь. Мы не могли не приютить сына нашего благодетеля. Не будь твоего отца, который помог нам на первых порах, предоставив свою защиту и кров, мы уже давно пребывали бы на небесах.

— И все равно я виноват перед вами! Знать бы, что так все обернется…

— Вот именно — знать бы… В общем, я пришел не утешать тебя, а позвать в обитель. Так приказал мессир Реджинальд.

— Меня будут… судить?

— Нет. Судить будут пленных немцев. А также Истому. Пойдем…

Вышеня поднялся и поплелся вслед за мсье Адемаром, едва переставляя ноги — будто вмиг стал столетним старцем. «Лучше бы меня убили!» — в отчаянии думал он, входя в ворота.

На площадь уже привели немцев, и те в ужасе смотрели на жителей погоста. Храмовники так и не сняли свои одежды, и только теперь кнехты ганзейцев осознали, к кому попали в руки. О жестокости рыцарей Храма ходили легенды, а после того как Орден разогнали, осудили за деяния, а затем сожгли на кострах многих братьев, в том числе и главного магистра Жака де Моле, пошли слухи, что тамплиеры продали свои души дьяволу.

В центре площади сидел мессир Реджинальд — в массивном кресле с высокой резной спинкой, по бокам — мессиры Гильерм и Ульфар. Остальные храмовники застыли в мрачном молчании, стоя слитной стеной позади этих судей. Немцев поставили возле «позорного столба», вкопанного в землю накануне суда.

— Вы обещали сохранить нам жизнь… — опять робко напомнил предводитель кнехтов.

— Имя! — глухой голос мессира Реджинальда показался немцам загробным.

— Чье? — спросил немец.

— Твое!

— М-меня з-зовут Эберхард Шаунбург, — испуганно пролепетал немец.

— Знавал я когда-то доброго немецкого рыцаря Дица фон Шаунбурга, — мрачно молвил мессир Реджинальд. — Но он никогда не нападал по подлому, из-за угла. Похоже, ты носишь эту знатную фамилию не по праву. — Мессир умолк на некоторое время, словно задумался, а затем сказал: — У меня есть только один вопрос ко всем вам. Остальное мне уже известно. Скажи, Эберхард Шаунбург, вы знали, кого идете воевать?

— Нет! Отвечаю, как на духу! — Немец перекрестился. — Этот русский негодяй, наш проводник, даже словом не обмолвился, с кем нам придется сражаться! Если бы мы знали…

— То что?

— Уверяю вас, герр рыцарь, мы не осмелились бы напасть на вашу обитель!

— Значит, Ганза не знает, что мы здесь…

— Клянусь всеми святыми — не знает!

— Что ж, придется поверить. Эберхард Шаунбург! Я обещал сохранить тебе и твоим людям жизнь. Слово свое я сдержу. Но ваше присутствие на острове нежелательно. Вы должны покинуть его немедленно. Вам дадут лодку.

— Это невозможно! — загалдели немцы. — Мы утонем!

Погост располагался на небольшой возвышенности, откуда хорошо просматривалось озеро. Там бушевал настоящий шторм. Ураганный ветер гнал высокую волну, время от времени закручивая вихри. Водяные столбы, тонкие у основания, поднимались к серому небу в виде грибов с огромными шляпками и уносились вдаль.

— Все в руках Господа нашего, — лицемерно ответил мессир Реджинальд. — Омен!

— Омен! — повторили за ним мессиры Гильерм и Ульфар.

— Омен! — прогудели остальные храмовники.

Сопротивлявшихся немцев силой увели к озеру, посадили в лодку, дали весла и оттолкнули от берега. Прозвучала команда — и в руках храмовников появились готовые к стрельбе арбалеты. Кнехты поняли, что на берегу их ждет верная смерть, совладали с эмоциями и налегли на весла. Вскоре лодке посчастливилось оказаться в узкой полоске штиля: волны там были небольшими, а ветер словно обходил это место стороной. Немцы приободрились, заработали веслами еще быстрее, торопясь уйти подальше от острова, — вдруг храмовники передумают отпускать их живыми? Стоявшие на возвышенности насельники обители заволновались: неужели убийц их братьев минует кара Божья?!

Но радость бывших пленников и горестные сожаления храмовников оказались недолгими. Едва лодка миновала тихую воду, как на нее обрушился удар волны такой силы, что старая ветхая посудина сразу не выдержала и дала течь. Немцы не знали, что им делать — продолжать грести дальше или вычерпывать воду. Словно в насмешку, в лодке нашелся крохотный керамический черпачок — игрушка, наверное, забытая детьми.