Красная перчатка

— Нам все равно, кто ты, — строго сказал один из них, судя по одежде, горожанин, возможно, небогатый купец. — Монету мы все видели. И слова твои слышали. Не шути больше так нехорошо, верни монету бедняге.

— Я мог бы предложить вам обыскать меня, — глядя на горожанина честными глазами, ответил Франсуа. — Но этот человек — записной лгун. Монета вон она, лежит на земле… — Штукарь указал под ноги крестьянину.

— Но это медное денье[42]! — подняв монету и рассмотрев ее, снова возопил бретонец. — А у меня был шездор! Шездор! — добавил он для большей убедительности.

— У тебя было яйцо, а не шездор, — нахально заявил Франсуа.

— Я ведь не наседка, чтобы греть в своем кошельке яйца!

— Да что ты говоришь? — ухмыляясь, сказал фокусник. — А это что у тебя?

Он засунул руку за пазуху своего оппонента и, к дикому изумлению не только бедного бретонца, но и обступивших их горожан, вытащил оттуда… небольшую курицу! Она сонно похлопала веками, а затем вдруг начала кудахтать и вырываться.

— Держи свое сокровище, — сказал Франсуа, отдавая курицу крестьянину. — Это твой «шездор». И больше не обманывай добрых людей. Иди, иди отсюда… — Он развернул его кругом и подтолкнул в спину.

Потерявший способность хоть что-либо соображать, бретонец исчез в толпе, а люди вокруг штукаря снова начали хохотать — сначала неуверенно, робко, а затем, когда до них дошло, что они стали свидетелями блестящего фокуса, раздались аплодисменты и смех, заглушившие звук труб, вызывающих на ристалище первого поединщика.

Все тут же забыли о фокуснике и обратили взоры на рыцарей, готовых к сражению.

— Да-а… — протянул пораженный Рейнмар, у которого даже головная боль прошла. — Славная штука получилась.

— Еще бы, — ответил довольный Франсуа. — И стоила она мне всего лишь денье. Теперь на мои выступления в Эннебоне будут приходить целые толпы. А значит, на хлеб насущный я что-нибудь да соберу. Что касается монеты и курицы… будем считать это подачкой нищему во славу-у Го-оспода на-ашего-о! — последние слова он пропел словно клирик.

— Но ведь курица стоит гораздо дороже, — заметил Рейнмар. — Тем более сейчас, когда в Эннебоне полно приезжих.

— Да. Но я спер ее у рыночного торговца по дороге сюда. Каюсь, каюсь, пришлось прибегнуть к фокусу! Но для доброй шутки все средства хороши. Да простит меня Всевышний… — Франсуа с наигранно покаянным видом поднял глаза к небу, сложив ладони лодочкой.

Рейнмар глянул на него с подозрением и спросил:

— Уж не безбожник ли вы, мсье?

— Это для вас так важно, герр Рейнмар? — не без иронии ответил вопросом на вопрос Франсуа.

— Отнюдь. Просто близкое общение с человеком, продавшим душу нечистому, добавляет перца в кровь… и в мои произведения.

— Разве добрая шутка обозначает то, о чем вы сказали? А я и не догадывался, что вы ханжа, милостивый сударь. Мне довелось слушать вчера ваши шпрухи[43] — они не только великолепны по стилю, но мне показалось, что от них явно попахивает не только перцем, но и серой.

Приятели обменялись понимающими взглядами и весело рассмеялись. Впрочем, на них никто не обратил внимания, потому что в это время мессир Арно де Бомануар выбил из седла сеньора де Тарсе — рыцаря из Фландрии. Народ закричал, дамы захлопали в ладоши, герцог милостиво кивнул головой мессиру, и он вернулся к своему шатру, чтобы сменить копье, потому что в руках у него остался лишь короткий огрызок. Зато оруженосцу сеньора де Тарсе и его слугам пришлось изрядно потрудиться, потому что их господин был тяжелый, как буйвол, и по причине падения не мог идти самостоятельно.

— Да-а, перевелись нынче рыцари… — не без задней мысли протянул жонглер.

— Вы о чем? — остро взглянул на него Рейнмар, ожидая какого-нибудь подвоха или шутки.

Француз и вчера устроил в таверне веселый переполох, который едва не закончился полноценной дракой с ножами и дубьем. Он весьма изобретательно пошутил над каким-то англичанином, но тот не понял шутки и полез в драку. Хорошо, компаньоны английского эсквайра были еще недостаточно пьяны для больших глупостей и вовремя придержали его.

— Разве можно сравнить старые времена и нынешние? — с серьезным, и даже печальным, видом сказал Франсуа. — Кто из современных рыцарей способен на действительно тяжкий обет? Например, не надевать панцирь, когда нужно ложиться в постель к возлюбленной, не пить вино по субботам, садиться за стол только после того, как вымыты руки, и носить власяницу раз в месяц — вот уж поистине тяжелейшие испытания!

— Или, к примеру, каждое воскресенье надевать на левую ногу цепь, подобную тем, что носят пленники, только золотую, пока не отыщешь десять достойных противников, желающих сразиться с тобой в пешем бою до последнего вздоха, — подхватил Рейнмар.