Красная пирамида

В ответ Зия сердито посмотрела на меня, но потом совладала со своими чувствами. А может, у нее просто уже не было сил сердиться.

– Был, – сказала она. – Нашей деревни больше нет.

Мы глядели друг на друга. Я не решался спросить и ждал, а Зия обдумывала, стоит ли мне рассказывать.

– Мой отец был простым крестьянином, – сказала она. – Ради дополнительного заработка помогал археологам. Он подыскивал для них места, где стоит проводить раскопки.

– У него был дар отыскивать такие места? – поинтересовался я.

Зия снова нахмурилась, и я подумал, что она не захочет дальше рассказывать. Но наверное, ей нужно было с кем-то поделиться своей историей.

– Ходил с лопатой и делал пробные раскопки – вот и весь дар. Если находил какую-нибудь древность, помечал это место.

Я почему-то решил, что ее отец тоже обладал магическими способностями. Но все оказалось проще. Таким способом не он один, а множество египетских феллахов зарабатывали почти двести лет.

– Однажды вечером – мне тогда было восемь лет – отец вернулся очень довольным, – продолжала Зия. – Он принес статуэтку чудовища, вырезанную из красного камня. Отец нашел ее в яме, где было полно других статуэток, однако все они были разбиты. Уцелела только эта. Отец обрадовался и взял ее домой. Он не знал… он даже не догадывался, что такие статуэтки у магов служат местом заточения разных чудовищ и злых духов. Потом маги ломают фигурки и уничтожают злую силу… Отцу нужно было бы закопать эту яму и бежать оттуда со всех ног, а он… принес беду прямо в нашу деревню.

Зия умолкла. Она смотрела на фотографию улыбающихся родителей.

– Меня нашел Искандар. Вместе с другими магами он уничтожил чудовище… но было слишком поздно. Я лежала на дне ямы для очага, прикрытая камышом. Туда меня спрятала мама. Оказалось, кроме меня, выживших в деревне не было.

Я попытался представить маленькую испуганную девчонку среди развалин деревни, но ничего не получалось.

– У тебя здесь что-то вроде поминальной комнаты? – спросил я. – Ты приходишь сюда, чтобы вспомнить родителей и вашу прежнюю жизнь?

Вид у Зии был какой-то отрешенный.

– В этом-то и вся сложность, Картер. Я не могу ничего вспомнить. Искандар мне рассказывает о моем прошлом. Это он нашел чудом уцелевшие фотографии и рассказал мне о случившемся. А я… я совсем ничего не помню.

Странно. Если бы Зие было три или четыре года, тогда понятно. Но ведь ей было восемь. Столько же, сколько мне, когда погибла мама и нас с Сейди разделили. Мои воспоминания были очень яркими. Я и сейчас мысленно видел наш дом в Лос-Анджелесе и звездное небо. Мы любили выходить на заднее крыльцо и смотреть на звезды. Невдалеке шумел океан. Отец рассказывал нам разные диковинные истории про созвездия. А перед сном мы с Сейди устраивались на диване, по обе стороны от мамы, и каждый пытался завладеть ее вниманием. Мама постоянно твердила нам, чтобы мы не слишком верили в папины выдумки. Она рассказывала о громадной удаленности звезд и постоянно произносила разные научные термины из физики и химии, забывая, что мы с Сейди – не студенты, а всего лишь дети. Может, мама хотела нас предостеречь, чтобы мы не верили в мифы и богов, поскольку они слишком опасны?

Я помню нашу последнюю поездку в Лондон всей семьей. Помню встревоженные лица родителей во время полета. Нас с Сейди оставили в квартире у деда и бабушки. Я помню, как отец вернулся туда и сообщил, что с мамой произошел несчастный случай. Я это понял еще раньше, едва его увидев. До сих пор я никогда не видел отца плачущим.

Но с годами какие-то подробности забывались, и это мне не нравилось. Например, я уже не помнил запах маминых духов и звук ее голоса. И чем старше я становился, тем меньше помнил. Но чтобы забыть все начисто? И как только Зия с этим справлялась?

– А может, ты просто…

Она поняла мой глупый вопрос и перебила на полуслове:

– Нет, Картер. Я по-разному пыталась вспомнить. Бесполезно. Искандар – единственный близкий мне человек. Больше у меня никого нет.

– А подруги?

Зия посмотрела на меня так, будто я произнес незнакомое иностранное слово. Еще один глупый вопрос. Я ведь своими глазами видел: в Первом номе наших ровесников нет. Все были либо намного младше нас, либо намного старше.

– У меня нет времени на подруг, – наконец сказала Зия. – И потом, когда ученикам исполняется тринадцать, их распределяют по другим номам. Я единственная из оставшихся здесь. Мне нравится быть одной. Это здорово.

У меня по коже пробежали мурашки. Я много раз говорил то же самое, когда меня спрашивали про домашнее обучение. Людей интересовало: разве мой отец может знать все, чтобы меня обучать? Не тяготит ли меня жизнь без друзей? Хотел бы я жить жизнью обычного мальчишки? «Мне нравится быть одному, – отвечал я. – Это здорово».

Я попробовал представить Зию ученицей обычной средней школы. Вообразить, как она возится с числовой комбинацией замка на шкафчике для вещей, стоит в очереди в школьной столовой. И опять у меня ничего не получилось. Наверное, очутись мы в школе, мы бы с ней оба выглядели белыми воронами.