Окно выходило на виноградник, и свежий ночной воздух хлынул в комнату. Саша щелкнул зажигалкой и затянулся. “Вот тебе и «отрезанное прошлое», – подумал он. – Вот тебе и «ничего не связывает». А сама – папина дочка…” Он вспомнил парня, с которым учился. Профессорский сынок, тот тоже жил в закрытом научном городе. Саша даже ездил к нему летом загорать и купаться. Октаэдра там, конечно, не было, зато имелась школа с телескопом. “Например, кружок по астрономии. – Саша начал придумывать историю. – Обаятельный бородач с роговых очках, такой Ален Гинзберг. Преподаватель. Подкупил мальчишек записями с рок-музыкой. Чем не путь в науку? А на самом деле просто был влюблен в сестру главного героя. Нарочно звонил, чтобы узнать, дома она и когда выйдет с собакой. “Нет, нету, – торжествующе грубил младший брат в трубку. – Уехала на каникулы. В Прагу”.
Бородач звонил из таксофона и? когда брат выходил гулять с собакой, здоровенной, но пугливой овчаркой, ждал на детской площадке. “В Прагу? – задумчиво переспрашивал. – А слышал ли ты, друг мой, историю про Голема?” “Нет, не слышал”, – хмыкал брат (они входили в лес, и он отпускал собаку). Голос бородача долетал из темной зимней пустоты, таким мальчишка его и запомнил. “…А потом Голем сбежал от своего хозяина, – продолжал бородач, – тот просто забыл отключить машину”. “Как робота?” – перебил мальчишка. “Да, и спрятался в городе. Считалось, он живет в доме с одним окном и это окно в небо. Что объяснимо, если вспомнить улицы Праги…” Скрипел снег, собака выскакивала из темноты, дышала – и убегала. “У каждого есть своя планета, – говорил он. – Орбита, которая определяет судьбу”. “И у меня?”
“Конечно”. “Какая?” “Ты… – он останавливался, – Меркурий”. “Меркурий? – Мальчишка был явно разочарован. – Да ладно вам, ее даже толком не видно”. “Зато она самая малоизученная. И потом, что с того, что не видно? Разве судьбу видно?” “А что она означает?” “Движущийся рывками, подвижный”. Вот как твоя собака”. Он кивал в темноту, где рыскала овчарка. “Вспомни алхимиков с их ртутью”. (Это было авансом, об алхимиках младший брат ничего не слыхивал). “Меркурий обозначал в древности мысль, символ человеческого разума, – говорил учитель. – Символ сознания во времени”. “Как ртуть? – Мальчишка радовался и пугался собственной догадки. “Молодец, – кивал бородач. – Мысли обладают теми же свойствами, они могут свести с ума, а могут вывести к свету. Не забывай, Меркурий – это проводник душ в мир мертвых. Ты ведь думал о смерти?” Собака выгибала спину с мучительным оскалом. “Конечно”. “И что?” “И ничего. Ничего-ничего-ничего и так до тех пор, пока не станет совсем страшно”. “Страшно чего?” “Этого “ничего”, – ответил мальчик. “И как ты его представляешь, это “ничего”? “Никак, я его просто чувствую. Это такой жгучий холод и пустота”. “Как этот лес?” “Нет, лес совсем другое…” Но было видно, что он не может подобрать слова. А через год сестра вышла замуж и уехала в Прагу. Они с мамой остались одни, и учитель остался – бедный, бедный дядя Ваня”.
Саша мысленно поставил точку и поглубже вдохнул воздух. Что за нелепая привычка сочинять истории!
Он сел на подоконник, а потом сделал то, чего и сам не ожидал от себя: спрыгнул на землю. Несколько метров виноградника освещались фонарем, а дальше чернела тьма. Саша медленно пошел между лозами, потом остановился; обернулся. Дом был облеплен тьмой, и только окно, откуда он выбрался, светилось. Саше показалось, что в окне кто-то есть, но кто? Ведь он был здесь. Странное, жутковатое ощущение – словно он превратился в глаз. “Отец на день рождения подарил мальчишке часы, – снова принялся сочинять Саша. – Наручные часы на кожаном ремешке со светящимся циферблатом. Он давно выпрашивал такие и обрадовался. «Постой, подожди, – сказал отец. – Переверни, видишь?»
«Слава первопроходцам ‘Красной планеты’» было выгравировано на крышке”.
Было так тихо, что Саша решил, еще совсем рано, и повернулся на другой бок. Но спать не хотелось, он выспался. Было десять утра, в телефоне обозначилось новое сообщение. Фриш писал, что может приехать завтра утром и что она не понравилась ему тоже, “просто не хотел тебя расстраивать”. Саша хорошо выспался и пожалел, что поторопился с Фришем. Виноградники на холмах напоминали следы от огромной гребенки. Между тополей бесшумно двигалась машина, день занимался чистый и теплый, и на душе тоже было тепло и чисто. Тихо насвистывая, Саша проскользнул в ванную. Над полкой с флаконами он увидел фотографию – двое в ярких комбинезонах на снежном склоне.
Через полчаса ее маленький Фольксваген, пропетляв по виноградникам, выехал на большую дорогу.
– Один раз это надо увидеть. – Она рассказывала про городской праздник. – Хотите?
– Хочу.
Машина вошла в поворот, внизу блеснула река.
– Наш Кохэм, – показала она на домики, рассыпанные вдоль реки, и нажала кнопку. Заиграла музыка.
Саша взял коробку из-под диска:
– Любите Южную Америку?
– Я? – Она отвела глаза от дороги. – Да.