Красная площадь

Шиллер налил чаю в позолоченную чашку. Он наклонялся тяжело, всем корпусом, и Аркадий догадался, что под халатом у него корсет.

— Извините, варенья нет. Я помню, что русские любят чай с вареньем.

Петер расхаживал по комнате.

— Ходи-ходи, — сказал Шиллер. — От этого ковер лучше только становится, — он обратился к Аркадию: — Мальчишкой Петер выхаживал по этому ковру взад и вперед целый километр. У него всегда был избыток энергии. Ничего не поделаешь.

— Откуда у американца твой номер? — задал вопрос Петер.

— Это все его книга, его бездарная книга. Он из тех, кто роется на кладбищах и думает, что делает большое дело. Он без конца донимал меня, но я отказывался беседовать с ним. Подозреваю, что он назвал мое имя Бенцу.

— Банк с этим не связан? — спросил Аркадий.

Шиллер позволил себе слабейшее подобие улыбки.

— «Бауэрн-Франкония» скорее вложит капиталы в обратную сторону Луны, чем в Советский Союз. Бенц обращался ко мне по личным делам.

Петер сказал:

— Бенц — сутенер. Он содержит свору проституток на автобане. По каким делам он к тебе обращался?

— Насчет недвижимости.

— Было деловое предложение? — спросил Аркадий.

Шиллер отхлебнул из фарфоровой чашки.

— До войны у нас был свой банк в Берлине. Мы не баварцы, — он бросил озабоченный взгляд на внука. — Но это уже проблема Петера, его воспитывали не для того, чтобы он стал деревенским пьяницей. Так или иначе, семья жила в Потсдаме, недалеко от Берлина. Была также вилла на побережье. Я много раз рассказывал Петеру о наших прекрасных домах. Мы потеряли все. И банк, и дома остались в советском секторе. Сначала они оказались в руках русских, а потом отошли к Восточной Германии.

— Мне казалось, — заметил Аркадий, — что после воссоединения частная собственность возвращается хозяевам.

— О да! Но на нас это не распространяется, потому что новый закон исключает имущество, конфискованное в период с 1945 по 1949 год. А мы именно тогда и лишились своей собственности. Во всяком случае, так я считал, пока в дверях у меня не появился Бенц.

— И что он сказал? — спросил Аркадий.

— Он представился агентом по торговле недвижимостью и сообщил мне, что точное время конфискации дома в Потсдаме находится под вопросом. Когда здесь правили бал русские, многие имения годами попросту пустовали. Документы либо были утеряны, либо сгорели. Бенц сказал, что может предоставить мне документацию, которая поможет подтвердить мои права, — Шиллер всем корпусом повернулся на стуле. — Это касалось и тебя, Петер. Он сказал, что, возможно, будет в состоянии помочь нам и с виллой, и с земельным участком. Тогда мы получим их обратно.

— Во что это обойдется? — спросил Петер.

— Ни во что. Просто в обмен на информацию.

— Банковскую информацию?

Шиллер оскорбился.

— Из личной жизни, — банкир сбросил шлепанцы. Ноги были в синих пятнах, с пожелтевшими ногтями. Два пальца отсутствовали. — Обморозился. Мне бы жить в Испании. Знаешь, Петер, принеси коньяк! Что-то меня знобит.

Аркадий спросил:

— Что вы делали на Восточном фронте?

Шиллер прокашлялся.

— Я служил в отряде особого назначения.

— В каком смысле «особого»?

— Понимаю, что вы имеете в виду. Были, конечно, особые отряды, которые устраивали облавы на евреев. Я же ничем подобным не занимался. В обязанности моего подразделения входил сбор произведений искусства. Отец хотел, чтобы я был подальше от фронта, и он добился, чтобы меня включили в группу СС, следовавшую за наступавшими войсками. Я был мальчишкой, моложе вас обоих. Он сказал, что я могу сохранить произведения искусства. И был прав: если бы не мы, тысячи картин, ювелирных изделий и бесценных книг исчезли бы в вещевых мешках, сгорели, расплавились, пропали бы без следа. Мы в буквальном смысле слова спасали культуру. Списки были уже составлены. Один — Герингом, другой — Геббельсом. У нас были бригады плотников, упаковщиков, собственные железнодорожные составы. У вермахта был приказ беспрепятственно пропускать поезда с нашим грузом. Всю осень мы были страшно заняты. Но пришла зима, и мы застряли под Москвой. Вот там была настоящая война, хотя мы этого на себе не чувствовали.

С коньяком чай пошел лучше. Банкир уселся в кресле поудобнее. Аркадий почувствовал, что каждое движение причиняет старому человеку боль.

— Именно об этом и собирался Томми вас расспросить? — спросил Аркадий.

— Примерно об этом, — ответил Шиллер.

Вмешался Петер.

— Ты говорил мне, что попал в плен под Москвой и три года был в лагере. Ты говорил, что сдался, когда у вас замерзли винтовки.