Красная площадь

Посему не было ничего удивительного в том, что, вернувшись под вечер с очередного изнурительно долгого и дотошного допроса, без пяти минут разжалованный и уволенный из органов майор первым делом сунулся в холодильник и налил себе полный стакан ледяной русской водки. Выпив ее залпом, как воду в жаркий день, майор почувствовал, как свинцовый гнет свалившихся на него неприятностей начинает понемногу сползать с души, а перспективы перестают казаться такими уж беспросветными. Конечно, если подумать, ничего хорошего его впереди не ожидало, но он затем и пил водку, чтобы ни о чем не думать и забыться хотя бы на время. Надо заметить, что на протяжении последних десяти дней майор Свинцов приобрел весьма богатый опыт по этой части.

Соорудив пару бутербродов и прихватив с собой литровую бутылку, Свинцов прошел в гостиную, упал в кресло и включил телевизор.

Проклятый ящик, как обычно, придерживался излюбленного репертуара: каналов в него напихали видимо-невидимо, а смотреть было нечего. По одним каналам бравые американские супермены били кого-то по морде и палили из различных видов стрелкового оружия, спасая мир; по другим показывали то же самое, только супермены были русские. Иногда, просто для некоторого разнообразия, супермены уступали место копам или отечественным ментам, которые со свойственными им профессионализмом, проницательностью и полным бескорыстием раскрывали запутанные преступления. От этого сахарного сиропа у Свинцова буквально слипались внутренности; он пробежался по музыкальным каналам, рассеянно любуясь прелестями певиц и танцовщиц. Прелести были на высоте, но вот слушать то, чем сопровождался показ упомянутых прелестей, Свинцов не мог, хоть ты его убей. Он выключил звук, но пялиться в молчащий телевизор оказалось непривычно и скучно. От этого попахивало нервным расстройством, и майор, снова включив звук, принялся исследовать новостные каналы.

Здесь тоже несли несусветную чушь; помучившись еще немного, Свинцов привычно остановил свой выбор на выпуске криминальных новостей, хотя и подозревал, что с учетом обстоятельств именно этого выбора ему следовало бы избегать.

И верно: не прошло и десяти минут, как на экране возникла до отвращения знакомая харя следователя городской прокуратуры, который, как было доподлинно известно майору, вел дело о нападении на «шевроле», принадлежавший казино «Бубновый валет». На самом деле следователь раздавал направо и налево туманные интервью, пудря мозги широкой общественности.

О роли майора Свинцова в расследовании этого громкого дела, естественно, не упоминалось, хотя именно Свинцов с блеском, буквально в два счета вычислил главного подозреваемого. Впрочем, в некотором роде это даже хорошо. Проныра корреспондент спросил, нет ли связи между поисками преступника и гибелью жены известного столичного адвоката Кузина во время игры в пейнтбол. Хлыщ из прокуратуры с каменным лицом заявил, что ему ничего об этом не известно. Что ж, и на том спасибо. Не хватало еще, чтоб к концу передачи под окнами собралась толпа демонстрантов, протестующих против милицейского произвола…

Ловко обходя скользкие вопросы, прокурорский хлыщ наконец объявил, что главным мотивом преступления следствие считает личную месть.

— Хорошенькая месть — обуть беднягу на два миллиона долларов! — воскликнул не знавший о похищенной папке майор и, насмешливо крутя головой, налил себе водки.

— А вам не кажется, что с учетом размеров похищенной суммы эта вендетта выглядит довольно прибыльным делом? — поддел интервьюируемого язва корреспондент.

— Твое здоровье, — сказал корреспонденту Свинцов, чокнулся с телевизором и выпил.

Вообще-то, журналистов он недолюбливал (да и кто их любит?), но этот был молодец. Как он его, а?! Эта прокурорская крыса прямо позеленела от злости, а что поделаешь? Не плеваться же в камеру, как некоторые политики!

— Давай, — перехваченным от выпитой водки голосом обратился майор к следователю, — отвечай на поставленный вопрос, крысиная морда.

— Такая версия тоже существует, — не растерялся следователь, — но она рассматривается как второстепенная. Естественно, она тщательно отрабатывается, так же как и все остальные…

Интервью оборвалось — и правильно, все равно от этих сволочей правды не услышишь, не стоило и пробовать, — и на экране возникла увеличенная фотография Твердохлебова. Слева красовался текст со словесным описанием, а ниже, под фотографией, — телефоны, по которым всем, кто видел подозреваемого и знает о его местонахождении, предлагалось анонимно позвонить в милицию.

— Забегали, суки, — с горечью и злорадством процедил Свинцов, снова наполняя стакан, — вспомнили про милицию… У, поганая рожа! — обратился он к портрету Твердохлебова. — Замочить бы тебя, урода…

Валявшийся на журнальном столике рядом с бутылкой телефон вдруг зажужжал и исполнил первые такты песни «Наша служба и опасна, и трудна». Майор приглушил звук телевизора и взял трубку.

— Ну, — уже не совсем твердым голосом пробормотал он, — кто еще хочет комиссарского тела?