Красная площадь

— Господи, до чего нелепо! Пройти Афган и вот так, из-за денег… А что же его однополчане? Почему они не помогли?

— В подобных случаях человеку никто не может помочь, кроме него самого, — печально произнесла она. — Как можно помочь тому, кто отвергает любую помощь, кроме материальной? А деньги в данном случае, как вы понимаете, это не лекарство, а яд. К тому же он в последние годы почти не общался с однополчанами.

— Совсем?

Она снова посмотрела на Клима через плечо.

— Он довольно часто виделся со своим комбатом, и тот, насколько мне известно, пытался остановить Сережу, заставить бросить игру. Но разве его остановишь?

— Да, — вздохнул Клим, — того, кого не смог остановить боевой командир, не остановит уже никто… А что этот его комбат? Он вас как-то поддерживает?

— Я не нуждаюсь в поддержке, — на этот раз в голосе собеседницы прозвенел холодный металл. — Да он на это и не способен, ему самому нужна поддержка. Вдовец, инвалид, несчастный человек, существующий на нищенскую пенсию… После гибели Сережи мы какое-то время обменивались телефонными звонками, но потом он замолчал и перестал брать трубку — не то сменил номер, не то переехал, а может быть, и умер.

— Скверная история, — вздохнул Клим. — Послушайте, я понимаю, что мой вопрос покажется вам неуместным, но все же… Как его зовут, этого комбата? Возможно, нам удастся отыскать его и хоть как-то помочь…

— Кому «нам»? — равнодушно спросила она.

— Обществу ветеранов войны в Афганистане. Я там сотрудничаю, так сказать, на общественных началах. Это же наша главная задача — помогать таким, как он.

— Твердохлебов, — сказала она, поправляя лежащий на черном мраморе букет. — Иван Алексеевич Твердохлебов. Оставьте свой номер. Если он объявится, я дам вам знать.

— О, конечно, — с энтузиазмом воскликнул Клим, шаря по карманам в поисках ручки и листка бумаги, которых там не было.

— Не беспокойтесь, — сказала она, верно оценив его суетливые телодвижения, — просто продиктуйте, я запомню. У меня хорошая память на цифры.

Клим назвал номер одного из своих мобильных телефонов, еще раз выразил соболезнования, распрощался и ушел, весьма довольный тем, что удалось добыть.

* * *

Они сидели на открытой веранде летнего кафе. На улице опять собирался дождь, небо хмурилось, и налетавший порывами теплый ветер с шорохом ерошил темно-зеленые кроны парковых деревьев, срывая с них и унося вдаль первые желтые листья.

— Вот уже и осень скоро, — обронил Твердохлебов, провожая их задумчивым взглядом. — Опять лето пролетело, а я и не заметил. Что-то быстро пошли мелькать года — оглянуться не успеешь, а уж опять елку пора наряжать…

— А вы знаете, — резко уходя от разговора о погоде и о том, как летит время, сказала Валентина Петровна, — я вчера была у Сережи и встретила какого-то человека из общества ветеранов. Мы разговорились, и он очень живо вами заинтересовался, сказал, что хочет помочь…

Иван Алексеевич сохранил невозмутимое выражение лица.

— Так выпьем же за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями, — процитировал он фразу из известной кинокомедии. — Чем, в самом деле, они мне могут помочь? — пожал он плечами. — Мелкие подачки раз в полгода мне не нужны, бесплатное лечение не требуется, а того, в чем я действительно нуждаюсь, у них нет. Жену они мне, во всяком случае, не вернут…

— Ну, может, новую подыщут, — с улыбкой предположила Валентина Петровна и тут же спохватилась: — Ох, простите, я не хотела…

— Ничего-ничего, — в свою очередь, улыбнулся Твердохлебов. — Все раны когда-нибудь заживают. Только общество ветеранов-афганцев в роли свахи — это как-то… Даже не знаю. Вряд ли, в общем. И потом, такие вопросы я предпочитаю решать самостоятельно. Вот возьму и сделаю вам предложение. Вы как, а? Не против?

— Ну кто же устоит перед таким мужчиной!

Они немного посмеялись над шуткой. Смех звучал как-то натянуто: обоим было не до веселья, и оба понимали, что шутка насчет сватовства была шуткой только наполовину.

— Так что вы сказали обо мне этому деятелю? — все еще улыбаясь, спросил Иван Алексеевич.

— Ничего, как вы и просили, — ковыряя ложечкой мороженое, ответила Валентина Петровна. — Хотя мне лично кажется, что вы напрасно так старательно чураетесь людей. В наше время нельзя жить отшельником, особенно такому человеку, как вы, — умному, сильному, еще не старому, энергичному… Пускай вам ничего не нужно от людей, хотя я в этом и сомневаюсь. Но вы не думали о том, что есть люди, которые нуждаются в вашей помощи и поддержке?

На простодушной и открытой физиономии майора Твердохлебова отразилась растерянность, которой он на самом деле не испытывал. Притворяться перед Валентиной Петровной было противно, но иного выхода он не видел. Уход за инвалидами-колясочниками — дело благородное и действительно очень нужное, но сейчас гвардии майору было не до благотворительности. На войне, товарищи солдаты, надо воевать, а горшки за лежачими ранеными пускай выносят те, кто не годен к строевой службе…

— Знаете, не думал, — солгал он. — Действительно, что я все о себе да о себе? Да, голова моя, головушка…