Красная площадь

— Поживем — увидим, — недовольно проворчал Свинцов, которому все это тоже не очень-то нравилось. В конце концов, даже последний псих мог бы, кажется, сообразить, что оставлять такую улику посреди двора ни к черту не годится. Того и гляди, окажется, что в день, когда было совершено преступление, Твердохлебов пьянствовал в теплой компании друзей, которые в один голос подтвердят его алиби… — Наза, ты где?

Из кустов сирени под забором с треском выбрался похожий на пятнистого серо-черного медведя капитан Назмутдинов.

— Упорхнула птичка? — спросил он.

Назмутдинов прожил в Москве без малого двадцать лет, но до сих пор не избавился от акцента, который с первых слов выдавал в нем уроженца солнечного Татарстана. Вместо «сделал» он говорил «сделиль», вместо «цапля» — «цапл»; над ним посмеивались, но исключительно за глаза, поскольку Наза был вспыльчив и управлялся с кулаками куда более ловко, чем с языком.

— Посмотрим, — угрюмо буркнул Свинцов. — Давай, дорогой, работай захват.

Назмутдинов с подчеркнутым сомнением покосился на хлипкую дверь дачного домика.

— Без ордера? — сказал он. — Без санкции? Скажи, Саня, ты хорошо подумал?

— Я карашё падумаль, — не отказав себе в удовольствии передразнить капитана, неприязненно сообщил Свинцов. — Ты омоновец или прокурор? Санкцию ему подавай… Преступник вооружен и очень опасен — этого тебе мало?

Как и ожидал майор, Наза не осмелился с ним спорить. Еще больше помрачнев, он махнул рукой в сторону двери. Сейчас же, будто из-под земли, у крыльца появился здоровенный, больше Назмутдинова, сержант. Примерившись, он ударил по двери в районе замка подошвой своего высокого ботинка, и та распахнулась с треском и грохотом, уронив на веревочный половичок длинную, острую белую щепку. Выставив перед собой автомат, сержант нырнул в полутемные сени (или веранду, или прихожую — у этих дачников никогда не разберешь, где сортир, где кладовка, где сарай для инструментов, а где спальня). С обратной стороны дома послышался звон стекла — подчиненные капитана Назмутдинова в полном соответствии с наукой штурмовали дом со всех сторон одновременно, не оставляя подозреваемому никаких шансов.

На протяжении какого-то времени в доме осторожно скрипели половицами и стучали распахиваемыми дверями. Затем на крыльце показался давешний сержант. Куцый милицейский автомат он держал под мышкой, трикотажная маска была небрежно сдвинута на лоб.

— Чисто, — сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и длинно сплюнул в клумбу. — Успел свалить, падло.

Назмутдинов что-то пробормотал в микрофон рации, и спустя минуту к крыльцу подкатил и остановился, едва не упираясь бампером в багажник «Волги», микроавтобус, на котором приехали омоновцы.

— Грузимся? — спросил капитан у Свинцова.

На его широком и плоском лице с узкими щелочками раскосых восточных глаз читалось неприкрытое облегчение. Дело вышло пустяковое, без стрельбы, мордобоя и далеко идущих последствий. Ну, вломились без ордера в дом, так поди докажи, что это были они, а не какие-нибудь бомжи, вечно шарящие по дачам в поисках поживы!

Свинцов мысленно пожал плечами. Что ж, на нет и суда нет. Это была просто еще одна мелкая неудача в длинном ряду неудач, которые преследовали его всю жизнь. Конечно, глупо было надеяться, что преступник, так явно засветившись со своим приметным, чуть ли не антикварным мотоциклом, станет сидеть дома и ждать, когда за ним придут. Он давным-давно скрылся в неизвестном направлении, а может быть, его постигла та же участь, что и других исполнителей: сделал дело — получи пулю в затылок и не чирикай. Похоже, таинственный заказчик был не дурак. Ох не дурак! Напел чего-то в уши больному человеку, у которого к тому же имелись старые счеты с охраной «Бубнового валета», подписал инвалида на мокрое дело, а когда нужда в нем отпала, просто шлепнул без лишних разговоров. Отсюда и та легкость, с которой Свинцову удалось выйти на Твердохлебова. Ведь что он, в сущности, нашел? Пустую дачу и старый мотоцикл, от которого, сколько его ни пытай, свидетельских показаний все равно не добьешься…

Оставалось только порадоваться тому обстоятельству, что отныне все это не его, майора Свинцова, забота. Дело у него отобрали, и, по счастью, произошло это как раз в тот момент, когда расследование действительно зашло в глухой тупик. Единственная зацепка — мотоциклист на красной «Яве» — приказала долго жить, и, обдумав это, майор ощутил растущее злорадство, которое очень быстро пересилило разочарование охотника, упустившего дичь.

— Чего ты торопишься, как голый под одеяло? — сказал он Назмутдинову. — Раз уж пришли, давай хотя бы осмотримся…