Красная площадь

Он вошел в дом. Помещение, куда вела входная дверь, совмещало, по всей видимости, функции кухни и прохожей. Здесь было довольно уютно и очень чисто; чувствовалось, что порядок, наведенный некогда женской рукой, старательно поддерживается по сей день. Сюда выходила аккуратно оштукатуренная и выбеленная русская печь с окрашенными алюминиевой краской дверцами. Свинцов зачем-то приложил к ней ладонь и вздрогнул от неожиданности: плита была еще теплая. Впрочем, ничего особенного это не означало: грамотно сложенная русская печь способна удерживать тепло по нескольку суток, тем более что на улице лето. Никаких кастрюль, по состоянию содержимого которых можно было бы определить, как давно хозяин покинул дом, на плите не обнаружилось; продукты, хранившиеся в полупустом древнем холодильнике, также не рассказали майору ничего интересного.

Открыв одну из выходивших в кухню дверей, он обнаружил тесную кладовку, устроенную под лестницей, что вела на второй этаж. Здесь ему первым делом бросился в глаза линялый брезентовый чехол для удочек, стоявший прямо у двери, на самом видном месте. С сильно бьющимся сердцем майор заглянул вовнутрь и разочарованно плюнул: в чехле была бамбуковая трехколенка.

Комнат было две, и в обеих царил тот же, что и на кухне, однажды наведенный и с тех пор неукоснительно поддерживаемый порядок. На полу ни соринки, на скатертях и покрывалах ни морщинки, чистые занавески на отмытых до скрипа окнах висят аккуратно, как на картинке, и даже книги на полках расставлены по ранжиру. Свинцов пробежался глазами по книжным корешкам. Тут были справочники и пособия по садоводству и огородничеству, а также основательно зачитанная «Энциклопедия молодого хозяина», свидетельствовавшая о том, что бывшему командиру десантно-штурмового батальона пришлось учиться самым простым и обыкновенным вещам буквально с азов. Да и то сказать, тому, кто всю свою сознательную жизнь учился только ломать — двери, стены, кирпичи и чужие кости, — нелегко освоиться на гражданке, где ломать доводится лишь изредка, а чаще все-таки приходится строить…

Истрепанные до полной ветхости библиотечные боевики в пестрых обложках были тут как тут, занимая целую полку. Судя по пометкам на форзаце, выданы они были около полутора недель назад, что, в сущности, ни о чем особенном не говорило. Поставив обратно на полку пухлый, расползающийся в руках томик, майор без особой необходимости поднялся на второй этаж и полюбовался видом на реку. Вид и впрямь был недурен, хотя его основательно заслоняли кроны росших на спускавшемся к заливному лугу откосе деревьев. Над самым откосом виднелась небольшая банька, а правее, как водится, торчало слегка покосившееся дощатое строение, архитектура которого сильно напоминала скворечник.

Глядя сверху на все это сомнительное великолепие, Свинцов с неудовольствием думал о потраченном впустую выходном дне. Причем выходной он испортил не только себе, но и своим подчиненным, которые еще не раз ему это припомнят, и Назмутдинову с его орлами…

Тут в глаза ему наконец бросилась одна малозаметная деталь, при виде которой все посторонние мысли разом вылетели у майора из головы.

Дверь нужника была открыта настежь. Дощатая будка до половины утопала в разросшемся малиннике, и именно из-за этого Свинцов далеко не сразу заметил торчащие из нужника широко раскинутые ноги в серых камуфляжных штанах, заправленных в высокие ботинки армейского образца. Судя по положению этих ног, их владелец сидел прямо на полу сортира — то есть на прорезанном в этом полу очке, будто второпях не сумел отличить эту простенькую и широко распространенную в наших краях конструкцию от привычного унитаза. Пока Свинцов пытался понять, что за блажь взбрела в голову одному из омоновцев капитана Назы, в кустах между нужником и баней что-то шевельнулось. Пристально вглядевшись в густые ветви, майор увидел одетую в зеленый армейский камуфляж фигуру, которая, пригнувшись, беззвучно скользнула за угол бани.

— Твердохлебов, стоять! — во всю глотку заревел майор Свинцов, распахивая форточку. — Стой, стрелять буду!

Выставив в форточку руку с пистолетом, он пальнул в безоблачное летнее небо.

* * *

Иван Алексеевич действовал не раздумывая, по старой армейской привычке, полностью полагаясь на рефлексы. Думать надо на стадии планирования операции — неважно, командуешь ты военным округом, дивизией, группой из трех человек или одним собой. А когда доходит до горячего дела, думать некогда — надо быстренько соображать и еще быстрее действовать.

Передышка кончилась; черные сделали неожиданный ход, атаковав белого ферзя десятком пешек и двумя слонами, один из которых к тому же оказался ярко выраженным душманом — не узбеком и не таджиком, и, уж конечно, не афганцем, но явным, природным мусульманином с широкой плоской мордой и раскосыми азиатскими гляделками.