Сначала Никишина не верила пожилой женщине в очках. Даже идя утром, после нападения безголового, к ней домой, сомневалась, правильно ли она все делает. Но Федотова открыла с таким выражением лица, будто бы ждала ее, хоть и было всего пять часов утра. А Лиза ей еще не звонила. Выслушала Лизу, Федотова напоила ее чаем. Начала говорить, снова извиняясь, что она даже не предполагала, что так может получиться с велосипедом. С самого начала она вообще-то думала, что участковый все-таки увезет его в Сиверскую, и там поместит на какой-нибудь склад, в крайнем случае, поставит в гараже УВД. А на складе, так далеко от поселка, никто до велосипеда не доберется. Оставлять его там, у старого дома, чтобы велосипед с «таким уровнем энергии» (так и проговорила, поправляя очки) было слишком конечно неразумно. Но кто ж про этот уровень энергии тогда знал? Ведь действительно, все произошедшее было случайностью… Все ведь было тихо. Но что-то потревожило нежить в старом дом, и все это началось. А теперь еще, на самом деле, и продолжиться.
Лиза кивала, уставившись в окно, за которым медленно светало. Уверенности в правдивости слов Марии Павловны у Лизы не было. Федотова это поняла:
– Лизка, слушай, я знаю, ты вот сейчас может, думаешь, что я из ума выжила, так? Наверное, половина Карташевской про меня так думает. А вторая половина уверена, что вообще ума у меня никогда не было. Но смотри, сейчас покажу.
Федотова ушла с кухни. Вернулась с рыжим котом, который зевал, щурясь от яркого света. Положила кота на стол. Кот, даже не думая встать на лапы, свернулся клубком. Он был большим и пушистым.
– Васька, ну-ка, давай, как мы с тобой делали?
Кот замурлыкал, но глаза не открыл. Федотова села на табуретку около Лизы, и подняла вверх правую руку. Кот, не меняя свой позы, поднялся на несколько сантиметров со стола и завис в воздухе. Похоже, он даже не проснулся. Федотова сделал несколько движений рукой. Кот, все так же лежа на воздухе, со свесившимися лапами и хвостом, поплыл в спальню и, судя по всему, приземлился где-то на кровать.
– Лизка, прости, правда. Все это есть. Ты же видишь. Тебе не показалось, на самом деле так. Мертвецы иногда ходят. На самом деле есть, и безголовый этот – он как призрак, он как кукла. Только без хозяина. Таких делали раньше, чтобы они всякие вещи в дом приносили. Сделают, из дерева, из тряпок, не из мертвечины конечно, и он как бы идет по соседям, забирает, что плохо лежит. К себе в дом тащит. Ну а там-то, в Матвеевском, ни дома нет, ни хозяина. Нечисть одна. Какие начисти вещи? Вот он и стал ходить, без цели. Как робот, понимаешь. Что последнее запомнил, уж не знаю чем они там после смерти запоминают, тем более без головы… Прости, Лизка, правда прости.
– А почему он без головы-то?
– Там долгая история, Лиза. Правда, долгая.
Оказалось, что Федотова переехала в Карташевскую несколько лет назад не просто так. Ее дальние родственники были последними савакотами, финнами, которых еще при шведах переселяли в места под Гатчиной с Карельского перешейка, из провинции Саво. Вместо тех финнов, что бежали от шведов в Новгород. Себя к савакотам Федотова не причисляла, но помнила о том, что когда-то в прошлом ее родня была частью того, исчезнувшего, народа.
– Ну, конечно у нас в Гатчине и финны-инкери есть, и ижора там, прочее. Но вот таких, чтобы как я – не осталось уже, на самом деле. Мать из финнов, а отец из води был, с Усть-Луги. Вот и что скажешь теперь, кто я? Последняя, говорю, зато видишь какую силу дали, как будто как раз, чтобы род завершить. Моим никому это не интересно. Дети выросли, кто в Питер вообще уехал, кто куда. Я осталась. И почувствовала, что нужно как-то развивать, знаешь.
– А что развивать-то?
– Ну, дар этот. Книжки читать начала.
– Ну, а сюда-то зачем приехали? Вам что, в Гатчине развиваться было сложнее?
– Не угадаешь, откуда что придет, опять же, кое-что бабка говорила в свое время. Теперь оказалась. Позвали. Тут и цыгане эти, и Бадмаев, Петр Александрович. И дом, собственно, из-за которого все и началось. Слышала ж про, Бадмаева же знаешь?
– Нет.
– Ему дача раньше принадлежала одна в поселке. Сейчас другие перекупили, конечно. Зеленая, на Железнодорожной. Сразу на повороте, как идти от станции. Тут рядом совсем. С витой такой оградой, на два хозяина вроде бы. Он раньше какого-то профессора была, еще до войны. Ну, профессор умер, а дачу купил Бадмаев. Хотя говорят что родственники его, но это официально. А так его инициатива, скажем так. Он ведь и раньше сюда наведывался, еще в самом конце позапрошлого века. Петр Александрович, на свое 150 лет, приобрел, к юбилею… Хотя ему тогда может и больше уже было. Тот, который еще Распутина лечил, помнишь же? Ты чего. Ну, читала же по него что-то?
– Нет, не знаю, не помню. Не читала вообще ничего этого. Что голову морочите какими-то стариками, Бадмаевым каким-то, про дачу рассказываете, зеленую. Я ж спрашиваю, что тут творится вообще.