Так, наспех очищенный от грязи и крови, Пивоваров пролежал у Федотовой до конца недели. Лизе было неудобно ночевать в доме ведьмы (или библиотекаря, Никишина еще не определилась, как называть теперь Марию Павловну). Диван был занят. Спать приходилось теперь на полу, в спальне Федотовой, на старом матрасе. Ночами Федотова возилась в кровати, сипела и не давала спать. Лиза уже подумывала вернуться к себе. В один из вечеров она, выйдя из магазина, остановилась, задумавшись, под фонарем, около переезда. Редкие снежинки падали сверху, попадали в круг желтого фонарного света и, долетев до земли, встречаясь со снова оттаявшей после оттепели грязью, исчезали. На переезде был опущен шлагбаум. Станционная смотрительница в оранжевом жилете поднялась на металлический балкончик своей бетонной будки-стакана и всматривалась куда-то вдаль. За шлагбаумом, со стороны лесной дороги на Кобрино, машины светили желтыми фарами.
Лиза думала, куда ей пойти сегодня. Соседи понемногу помогли заделать разбитое окно на летней кухне парниковой пленкой. В доме тетки теперь можно было ночевать, если хорошенько его протопить. И ужаса он более не вызывал. С появлением Кости, с того момента, как безголовый перестал бродить по деревне, дом стал просто домом. А ползущие по столу чашки, скрипящие доски, звенящие кастрюли и сами собой закатывающиеся в угол предметы стали воспоминанием. Жизнь как будто вернулась в свое прежнее русло. Но где-то был еще ведь и дом Федотовой, с ее летающим котом, дикими заговорами, все еще неподвижно лежащим на диване полицейским и туманными намеками пенсионерки на причины всего происходящего. На одной чаше весов была ипотека, Гатчина, тетка из Эстонии и работа в магазине. На другой – матрас на полу, древние племена, тайны, какой-то вечноживущий Бадмаев, руны и черные фигуры, приходившие к Федотовой из леса.
Товарняк с шумом помчался через переезд, застучал по рельсам. Цистерны то и дело заслоняли свет фар машин, ждущих, когда состав проедет.
– Да пошли вы в жопу все, – тихо проговорила Лиза себе под нос, и направилась на Руновскую. Заночевала она снова на матрасе, но с полной уверенностью в том, что сделала правильный выбор.
Было это в пятницу.
А в субботу утром Пивоваров открыл глаза и, с шумом втянув в себя воздух, прошептал:
– Ох ты…
– Ну, вот и Мертвецы у нас заговорили! Васька, брысь с участкового. Теперь, правда уже бывшего. – Федотова, в ночной рубашке и с маской из крема на лице, которую она всегда делала утром, по выходным, склонилась над Костей. Кот с урчанием убежал к шумевшей от ветра натопленной печи.
Очнувшийся Пивоваров в первый же день, услышав о том, что его обвинили во всем происходившем в Карташевской, что якобы его труп найден в Матвеевском доме, собрался сразу же ехать к Загорному, и начать разбираться. Но Федотова его остановила. Забрала у него севший телефон и выбросила в туалет на улице. Возвращаться во Всеволожск тоже, особо смысла не было. Памятуя о случае с другом сына приближенного к административным кругам Пивоваров понимал, что там его ничего хорошее не ждет. При этом Косте не верилось в то, что Ольшанский специально запер его в доме, решив поближе познакомить с тем, кто там обитал. Но согласился хотя бы выслушать Федотову. Федотова перед тем, как рассказать Косте историю того, что обитает в доме, сначала решила выслушать его собственный рассказ о том, как он очутился на пороге ее дачи.
Пивоваров не помнил. Точнее, все его воспоминания обрывались после того, как он, пронзенный зелеными лучами, устремился в черную бездну.
– И что, как оттуда выбрался, не помнишь? И откуда штука эта у тебя на руке? – Федотова пристально посмотрела в глаза Пивоварову, указав на звездочку.
– Если честно – вообще нет. – Костя попытался сжать руку, но боль от ожогов была слишком сильна.
– Странно, странно все это, – пробормотала Федотова, – ну ничего, разберемся как-то потихоньку. Главное, что ты оттуда живым вышел. Относительно, конечно. Не для всех. Но, думаю, тебя-то уверять в том, что какая-то нечисть в том доме есть, мне не нужно?
Необходимости в этом, действительно, не было. Костя, отлично помнивший и встречу с безголовым трупом, и свои странные перемещения в пространстве и времени, признал: «Ну, что-то такое там есть, конечно».
Рассказывала Федотова медленно, не торопясь. Давая Косте возможность отдохнуть, а Лизе – переварить то, что продавщица услышала. Ушло у нее на это несколько дней. Начала она с военного времени, повторив все то, что Никишина и так, уже знала – про «севастопольцев», оккупацию, про перезахоронения у мемориала.
А потом перешла к тому, как Матвеевский дом был связан с детским лагерем в Вырице.