Красная река, зеленый дракон

– Тут вообще у могилки двойная функция: и искать никто не станет в земле оружие, если кто и расскажет. Ну, вдруг. И сама по себе могилка на участке как бы отпугивает непрошеных гостей. Психология. Вот ты, Пивоваров, мог бы подумать, что там не собачка или кошка закопанная лежит, а это?

– Я – нет.

– Вот, то-то и оно. А еще участковый, с людьми общаешься.

Все деревянные части винтовки, и приклад, и накладка на стволе, была исписана маленькими значками – прямыми и ломаными линиями. Складывавшимися в узоры, идущими одна за другой по несколько вряд, или же расположенными в разнобой. От этого казалось, что деревянные части винтовки раскрашены кем-то под шкуру леопарда.

– Сама делала, у мужав в гараже. Выжигатель у сына на время попросила, сказала, что для клуба пенсионеров надо помочь картину доработать, чтобы на стенку председателя повесить. Руническая винтовка получилась, в наследство от родителя. – Войдя в дом, Федотова положила «трехлинейку» на стол, прямо на клеенчатую скатерть в цветочек, между сахарницей и чайником. – Но это все так. На всякий случай. Тут важнее другое. Вы вот скажите мне, ничего здесь не замечаете? Оба?

И с этими словами Федотова указала на самый конец приклада. Там виднелся знак, выбивавшийся из общего ряда. Был он больше и как будто бы гораздо старше того, что библиотекарь собственноручно нацарапывала на «трехлинейке». Пять линий одинаковой длины, расходившихся в разные стороны из одного центра. Знак, походивший на цветок, был вырезан на твердой древесине глубже рун Марии Павловны, и выкрашен красной краской.

– Висикарикинен.

– Чего? – Лиза взяла было винтовку в руки, но сразу же опустила на стол.

– Пятиконечник, Лизка. Вот примерно такой, какой у нашего Мертвеца на руке.

– Так у него же там звездочка октябрятская.

– А это без разницы. Я ж тебе говорила все это время – ты на принцип смотри, на суть. А не на то, кто что делает внешнее.

– Как узел Осмо что ли?

– Ну, примерно да. Хоть что-то запомнила.

Такие знаки очень давно, еще до прихода сюда новгородцев, финнов и шведов, рисовали на своем оружии местные племена. Отец Федотовой, вожанин, решил, что знак поможет ему выжить в той, уже далекой, войне. И, похоже, знак действительно помог. Ну, а может отец Федотовой просто умел стрелять лучше и быстрее уклоняться от чужих пуль, чем другие.

Когда-то «пятиконечником» отгоняли от домов злых духов. Его рисовали на земле в коровьих загонах, по всем четырем углам. Иногда проводили ножом, не надрезая кожу, по лбу больного, и тогда он выздоравливал. Главным условием было то, чтобы «пятиконечник» рисовали не разрывая линий, и ни разу не оторвав руки от рисунка. Такую эту звезду-цветок, по словам Федотовой, называли еще «пятикорневой» – линии, расположенные по круг центра, у нее были устремлены как бы куда-то в глубину, в другой мир. И там действовали, скрыто от людского глаза.

– Вообще, вот очень хороший охранный знак, говорят. Даже если заблудился, в лесу, или что еще – то просто на пятке правой висикарикинен хоть веточкой нарисуй, и иди. Тогда даже что-то не пускает если, то уже от твоих следов само убежит.

– Ну, хорошо все это, Мария Павловна, – проговорила Лиза, – а нам-то что от этой всей истории, если до этого говорили, что мертвец в доме как-то связан с современными, живыми, из Сиверской, сектантами, Костю к мертвецу и заманившими? Это вот все зачем, винтовку включая?

– Что значит «зачем»? Ты подумай. Все взаимосвязано. Судьба, говорю же. Может, Пивоваров вообще там не случайно оказался? И знак этот, и ружье отцовское, и все вообще… Я думаю, Бадмаев мог специально ждать.

– Да опять Бадмаев Ваш…

– Ну, он, и что? Понимаешь, Лизка. Эти мертвецы. Ну, их так просто не убьешь. Не знаю вот, как тебе сказать даже. Костя поди понимает. Он был там, знает, что это такое. Они же призраки, по сути. Как ветер, дым. Что ты дыму сделаешь, пока он из трубой идет? Хоть камни кидай, хоть ножом руби. Ничего. А этот дым он ведь не от огня. Он от другого. Как… Ну, как мысленный дым, что ли. Дым от того, что раньше было. Дым от этого фашиста, которого застрелили. Сейчас ставший плотнее.

Федотова подошла к окну, за которым снег таял все быстрее, и земля снова становилась черной по всему огороду. Высокие ели, росшие у дороги, покачивались на ветру. По небу быстро плыли белые облака.

– Как-то стало так, что нежить из дома уплотнилась. И Костя в этом тоже, своим визитом к ним, поучаствовал. И краевед этот из Сиверской, тоже. Призрак обрел структуру, Лизка. Как тело, но немного иное, чем у меня, у тебя, у Кости или у кота вон, например. Так Бадмаев и говорил, так и есть.

– Вы что ж, со стариком своим Костю как приманку туда бросили?

– Нет, Костя сам пошел. И старик его отговаривал. Правду ж отговаривал, Константин?

Константин кивнул, внимательно слушая Федотову и понимая, о чем она говорит.