Красная роса

Сергей промолчал. Он скосил взгляд в сторону времянки. Но там было тихо.

— Не дает вам покоя этот молодняк, — проговорил Сергей и добавил: — Зачем вам это нужно? Для чего?

— План выполнять надо, план.

— Это же безрассудно!

Карпов веско отрезал:

— Дискуссию ты оставь! Через три дня чтобы гурт был готов к отправке. Вот так.

— О чем совещание?

— Об искусственном осеменении.

Сергей удивился:

— В такую страду?.. Засуха. Надо бы обсудить, как уберечь скот в предстоящую зиму. Мы-то с вами, может, и выйдем из положения: у нас горох, ячмень. А другие?

— Ты вот что, — сказал Карпов, — ты думай о себе. — Он встал. — Ну, мне некогда. Так вот, насчет бычков учти.

— Всего хорошего.

Карпов уехал. Снова воцарилась звенящая степная тишина. Из-за хибары показался Садрый. Угрюмый, пряча глаза, сел на изрубленный щербатый приступок и опустил голову.

Сергей смотрел на него задумчиво и с грустью. «Что делать? — думал он. — Покрывать?.. Это преступление. Как дважды два… — Но поднимался и другой вопрос: — А если сейчас одним махом решу его судьбу, буду ли я прав до конца?».

И, глядя на Садрыя, на его посеревшие широкие скулы, Сергей вспомнил весну, паром — беду, которая чуть не стоила им жизни, вспоминал и видел и слышал теперь многое, что тогда не видел, не слышал. «На лодку!» Он теперь слышал — это был голос Садрыя. Видел: это Садрый руководил тогда действиями его и Лукмана. Это он повернул коров и повел их за собой к отлогому берегу. Многое было у него в крови от деда, от прадеда. Была у него жилка скотовода. Это он первый прыгнул в ледяную воду.

«А если по совести, — подумал Сергей, — то половину скота выволок на себе Садрый. Да что половину! Всех, Выволок из беды…»

Сергею стало не по себе. И он сказал:

— Как ты мог пойти на такое?..

Садрый заговорил с продолжительными паузами:

— Прошлый год вернулся из армии… Мать не застал. Поступил в совхоз… Сестер отдал учиться… За скотиной ходил — дождь там, буран, — как скажут… Все это ладно. А осенью мою старшую сестру муж бросил… Уехал… У сестры чахотку нашли… Пятеро детей у нее… И без коровы… Пятеро детей без коровы! — еще раз повторил Садрый, словно эти четыре слова были весомее, чем любые другие. — Решил не жениться, взял их на себя. И я забыл, как смеяться… Но однажды в степи закричал: я добра хочу, хочу, чтобы сироты улыбались… Пусть я пропаду, а им пропадать не дам. Неужели добро не покроет один грех? Один я кричал в степи. И… продал я эту корову. — Голос у него дрогнул и оборвался.

Он встал, поднял котомку, плащ, закинул за спину.

— Ладно, — сказал он покорно. — Милости я не прошу, ты не думай. Не надо. Мне все равно.

— Я же тебя застрелить мог… — выговорил Сергей и почувствовал, как по голове у него побежали мурашки.

— Лучше бы застрелил… Мне все равно.

Сергей, ошеломленный, отвернулся. Ему сейчас нужно было найти слова, которые прозвучали бы для Садрыя как сигнал об опасности, в котором таился, однако, и намек на спасение.

Взгляд его вдруг остановился на трещине в стволе лиственницы… Сергей обрадовался сверкнувшей внезапно мысли.

Садрый уходил.

— Погоди! — крикнул ему Сергей.

Садрый обернулся.

— Погоди, — повторил Сергей, — вот что… Там, возле нового коровника, должен быть цемент. Сделай раствор и захвати лопату.

Садрый бросил на Сергея косой взгляд, отвернулся и зашагал дальше. Но, дойдя до угла недостроенного коровника, он замедлил шаг, свернул направо.

Вскоре Садрый появился снова: в руках он держал ведро, лопату и выжидал.

Сергей показал на лиственницу:

— Трещину видишь?.. Запломбируй.

Садрый подошел к дереву. Осмотрел его… А потом лопатой небрежно, но точно шлепнул цемент в трещину. Подумал с секунду и широкой крепкой ладонью стал ее заделывать.

— Вот и хорошо, — сказал Сергей. — Жить теперь ей.

Садрый смотрел не мигая. Он знал многое, но чтобы человек мог пломбировать дерево, трещину на нем, видел впервые. По всему чувствовалось, что ему было приятно это открытие.

— Человека, — продолжал Сергей, сняв очки, — тоже губит первая трещина… Удается ее заделать — благо, не удается — жди беды…

Он стоял к Садрыю так близко, что разглядел, как у того капли пота с лица струйками стекают вниз по шее.

— Так. Теперь иди в гурт молодняка. И гони за перевал. До осени сдавать не будем. Без моего согласия — гурт никуда, понял?

— Понял… — сказал Садрый, закинул рюкзак и плащ за спину и двинулся в путь.

— Ну, счастливо! — сказал ему Сергей вслед.

Садрый повернулся. Глянул на зоотехника… И впервые за три месяца знакомства с ним он увидел человека, резко несхожего с тем, который прибыл в совхоз весной. Тот был узкоплечий, очкастый, какой-то беспомощный, и Садрый прятал снисходительную улыбку при встречах с ним. Этот был и шире в плечах, и тверже. И терпеливее. И теперь скорее он, Садрый, виделся самому себе беспомощным и нуждающимся в защите…

— Счастливо… — промолвил Садрый растерянно. Потом откашлялся и пошел в сторону от дороги, по которой погнали гурт, на перевал.

Садрый еще долго был виден шагающим по тропе, потом скрылся в лощине.