Читаем Красная роса полностью

Красная роса

— И еще через четыре вернется с практики Сергей, — сказала Ягда. Затем спросила: — Послушай, а почему ты тогда встречалась с Сергеем?

Тоня вся сжалась при этом вопросе.

— Что ж, мы с ним товарищи, — сказала она. — Когда мне было трудно, я шла к нему. Перед отъездом на практику он приходил ко мне. Был радостным и грустным. Я хотела сказать — и не смогла.

— Он пишет?

— Вот, с дороги прислал. — Тоня протянула ей письмо.

«Напрасно стоял я на платформе, — писал он, — и ждал, ждал, глядел, глядел, и так, и через очки, напрасно вглядывался в туман, сквозь моросящий дождик — тебя не было. Я не сержусь, я знаю: что-нибудь помешало. Но все-таки как тоскливо!.. Не подумай, что у меня рука от тоски дрожит, нет, это поезд трясет меня, как котенка за шиворот, поэтому вместо букв — каракули».

В письме были и стихи:

Я от взгляда ее краснею,Любуясь жилкою на виске,Но наша сердечная дружба с нею —Дом, построенный на песке…Но как-то я удивился очень,Прочитав в календарном листке:«Как раз бывает особенно проченДом, построенный на песке».И вспомнил: она так дает свою руку,Со мною бродит, больше ни с кем,Может, и правда прочная штукаДом, построенный на песке?..

— Я никогда не получала таких писем… — только и сказала Ягда.

На это письмо Тоня отозвалась довольно быстро. Она просила у Сергея извинения, что не могла его проводить. Сообщала: в институте собираются организовать группы ускоренного выпуска. Спрашивала, что он думает, если организуют. Писала, что появилось звуковое кино. О себе — ни слова.

На свое второе письмо ответа он не получил. Правда, письма приходили с большой задержкой. Он ждал. Письмо могло и затеряться — он не исключал теперь и такой возможности. И отправил заказным третье.

Последние три месяца на практике пролетели в ожидании, что ответ будет, должен быть, но его так и не последовало. А когда уже остался месяц, целиком отдался только одному желанию — увидеть, поскорее увидеть. Он теперь знает цену своему чувству.

Когда он выехал в Москву, был уже февраль.

Последнюю ночь в пути от ожидания встречи он почти не спал.

Москва — близкая для него и такая трогательная — стояла в голубой сини морозного утра.

В институт Сергей приехал как раз во время перерыва. В сутолоке коридора с возрастающим волнением он начал искать Тоню. Окинул взглядом полупустую аудиторию, где занималась она; подошел к окну, где она обычно стояла. Ее нигде не было. Остановил ее однокурсника.

— Ты Тоню не видел?

— Амилину? Она в больнице…

— В больнице?..

Парень объяснил. Услышав это, он задохнулся.

Он ничего не видел вокруг себя, не помнил, как добрел до дома. Но домой заходить не стал: потянуло на Тверской бульвар.

Сидел он — на той же скамейке, на которой когда-то сидели вдвоем, — долго и одиноко, безразлично смотрел вокруг.

«Как это случилось, как могло случиться, что я не знал того, что многие знали? — спрашивал он себя сейчас. — Не понимаю… А что тут понимать? — вдруг вознегодовал он на себя, подобно тому, как человек, глубоко задумавшийся, нечаянно ударяется обо что-то и взрывается злостью и досадой на самого себя. — Я слишком был занят собой, влюблен я был или не влюблен. А о ней, о ее сердце забыл».

Утром он уже был в больнице. Он пришел первым. До приемного часа еще было далеко.

За перегородкой гардероба вздыхала няня, натягивая на себя халат:

— Ну, началась суета… Господи боже мой!..

Увидев Сергея, стоящего на пороге со свертком в руках, кинула:

— А тебе что не спится в такую рань?

— Я к Амилиной. Как она?

— Эх, милый, — сказала няня, — тут конвейером идет дело, упомнишь разве все фамилии?

Шаркая шлепанцами, она подошла к зеркалу, поправила косынку:

— Гляжу, усов-то еще нет, а уже в отцы успел!..

В другой бы раз он улыбнулся, а сейчас не получилось.

Она повернулась, окинула его взглядом:

— Волнуешься?.. Это потому, что первый.