Красная роса (сборник)

В действительности же не только то, что интересовало Оленку или же кого другого из

читателей этой рукописи, что было отмечено карандашом, но и каждое предложение, каждая

мысль этого неповторимого документа были очень интересны. Шаг за шагом Поликарпа в

революцию, каждое его дело раскрывались просто, без какой-либо бравады, преуменьшения или

преувеличения. Нет, Поликарп не совершал каких-либо сверхподвигов. Он просто-напросто

днем, а иногда и ночью в запрещенное время куда-то ходил, что-то кому-то передавал, то ли

книжку, то ли говорил что-то устно. Иногда вместе с ним так будто бы на прогулку выходила и

Вера, Верочка, Виринея. Так звучало ее имя в устах разных людей. Сама себя, рекомендуясь, она

называла Верой. Павлусь называл ее так же, как и мама, — Верочкой, но случалось, Софья

Гавриловна вдруг приказывала: «Виринея, пойдешь с Поликарпом…», и Поликарп догадывался

что имя «Виринея» было кличкой его подруги.

Медленно разворачивался на страницах тетради рассказ Поликарпа, но это не могло

приуменьшить могучей поступи истории. Фронт напоминал ртутный столбик, в котором живое

серебро все время двигалось, прыгало. Терпели поражение за поражением союзники царской

России — в начале шестнадцатого года развернулись наступательные действия против французов

и итальянцев. От царского правительства требовалось немедленное наступление на восточном

фронте. На арене появился талантливый полководец Брусилов, летом началось знаменитое

наступление, очищалась от захватчиков украинская земля, сотни тысяч вражеских солдат

пленными направлялись в безвестные путешествия, шли они и через Киев. Германия со своими

сателлитами вынуждена была основные свои силы бросить против русской армии, Франция и

Италия спаслись от поражения.

Везде, в том числе и в Киеве, бушевал прилив ярого патриотизма среди класса имущих и

среди темных слоев населения. И только большевики говорили людям правду. Среди тех, кто

настойчиво ее пропагандировал, были и Поликарп с Виринеей.

Серьезное поручение, как казалось Поликарпу, получил он не сразу.

— Вы работаете в жестяной мастерской? — спросила однажды между прочим Софья

Гавриловна. — У вас физический труд?

Поликарп сказал, что он там работает играючи.

— Мне кажется, товарищ Поликарп, теперешняя работа для вас слишком легка. Может быть,

вам поменять профессию?..

Поликарп молча смотрел на своего «ведущего», не знал, о чем думать.

— Если вы согласны, пойдете в типографию Кулиженко, там для вас найдется тяжелая, но

полезная во всех отношениях работа…

— Это — необходимо?

— Это — приказ. И хорошо, что вы меня понимаете с полуслова.

Работа, к которой допустил его болезненного вида ворчливый Устимич, шеф типографского

цеха, показалась сперва не только трудной, но и обидной для Поликарпа. Ничего худшего,

оказывается, не могла придумать его руководительница, решил юноша, как велеть с силой

гонять «американку», печатную машинку. Неизвестно, как с ними работали американцы, а тут

такие машины гоняли, обливаясь десятью потами, настоящие атлеты. Они обладали стальными

бицепсами и бычьим упрямством. Молча, стиснув зубы, закалял свою мускулатуру и Поликарп,

тщетно размышляя над тем, чем этот сизифов труд может быть полезен для партии, особенно

если учесть, что из-под крашеных валов выскакивали то страницы «Киевлянина», то какие-

нибудь объявления, то бланки для бюрократических упражнений чиновников.

Все понял только тогда, когда вскоре Софья Гавриловна через Верочку прислала ему

записку и велела тайно передать ворчуну Устимичу. В ту же ночь, когда весь город сладко спал и

только «американки» монотонно гудели в подвале типографии, принес Устимич

сматрицированную гранку и быстренько пристроил на стальном днище машины. Одна за другой

полетели из-под валков листовки-призывы подпольного большевистского комитета Киева к

рабочим и всем трудящимся города. Азартно вертел теперь колесо Поликарп, вертел молча, так

как понимал, какое поручение выполняет, знал, что подобные поручения делают молча и молчат

как рыба и после того, как их выполнят.

Все чаще и чаще, все больше и больше листовок выносили они с Устимичем через тайную

лазейку из типографии, их сразу же забирали в свои котомки и корзины Верочка или Павлусь, а

случалось, Поликарп встречал их вместе, они изображали из себя влюбленных, которые не

спешат расставаться, а уже на другой день видел Поликарп эти листики среди людей, ходил по

улицам и в душе улыбался — догадался бы кто-нибудь, отчего он улыбается!

Верил Поликарп в то, что именно после листовок в городе то в одном конце, то в другом

происходили стачки, и хотя они носили экономический характер, но почти все заканчивались

победой бастующих. «В этом их политическая сила», — объясняла Поликарпу взволнованная и

возбужденная Софья Гавриловна.