Красная роса (сборник)

откладывались, наступало то время, когда скоростной транспорт бессовестно подводил тех, кому

хотелось передвигаться по принципу: одна нога тут, другая там…

Впервые в жизни она решилась подняться в воздух. Поэтому ее не очень огорчило то, что

полеты откладываются, все равно, думала про себя, и на железнодорожном вокзале пришлось бы

сидеть, какая разница. Даже довольна была, что то неизвестное, перед чем дрожишь,

откладывается. Заказала себе чаю горяченького к домашним, материного изготовления

кренделям.

Вот тогда-то он и явился. Сразу же бросилась ей в глаза его роскошная медно-стального

цвета шевелюра. Лицо нежно-розовое. Глаза жгучие, пронзительные. Одет в добротный костюм.

Белоснежная рубашка, галстук-бабочка. Артист, видимо. Попросил разрешения присесть на

свободное место возле ее стола.

Спешить было некуда, сосед оказался простым, симпатичным, галантным, вскоре втянул ее

в непринужденный разговор, повел его так, будто встретились они, как старые знакомые, только

вчера расставшиеся где-то на другом аэродроме.

— Иосиф Касалум, с вашего разрешения, — уже через какую-нибудь минуту-две

отрекомендовался он взволнованной незнакомке.

Образ композитора не покинул ее ни во время ожидания взлета, ни по дороге к месту

работы мужа, ни даже после встречи с ним. На память он вложил ей в руку визитную карточку,

на которой и в самом деле значилось: «И. И. Касалум — композитор и артист», и не на одном, а

даже на трех языках, в частности по-латыни. Она понимала, что означал такой презент. При

расставании он долго и нежно сжимал ей обе руки, целовал их как-то особенно, произнес:

«Когда я буду вам очень нужен, когда вспомните о несчастном одиноком музыканте, напишите

ему два, даже одно слово, и он будет у ваших ног».

Грустно и тяжело стало жить Оленьке. Посмотрит на Ивана — не тот Иван, худущий,

невзрачный, видно, что легкими болеет. И чужой какой-то… А главное — бесперспективный…

Разве ему теперь до диссертаций, разве светит ему кафедра, Киев?..

Стоял перед глазами величавый, густоволосый красавец Иосиф, музыкант, который носит в

маленьком карманчике дорогого пиджака визитные карточки: композитор и артист! Привлекал

горячим взором, обжигал ей руки нежным поцелуем, твердил властно: когда вспомните о

несчастном одиноком…

И она не смогла устоять, не имела сил сопротивляться. Тайком написала письмо, словно в

воду нырнула, сказала все: не может без него жить, готова быть на правах кого угодно — жены,

если одинок и нужна ему такая; любовницы, если он хочет быть свободным; прислуги, если

некому ему готовить кофе, стирать рубашки и гладить. Честно призналась: у нее маленькая дочь,

но она не свяжет им рук, так как у дочери есть надежная воспитательница, а сама она в

результате обстоятельств теперь вольная птица. Три долгих дня она то горела огнем, то дрожала

в лихорадке. Притихший Иван только вздыхал и расспрашивал, что с ней, а она лепетала в ответ

что-то невразумительное, даже не особо беспокоясь о том, что означал ее ответ.

На четвертый день пришла короткая, но такая красноречивая телеграмма: «Жду, как

солнца. Касалум». И указывал свои координаты. Молча стала она собираться. Пока Иван не

вернулся в дом, она спешила исчезнуть из поля его зрения. Исчезнуть навсегда. Даже сообщать

ему об этом не собиралась. И уже только в последний миг подумала: будет искать ее, будет себя

изводить, а это ему во вред при таком здоровье. Нервозным почерком написала кратко:

«Уезжаю навсегда, не ищи, не беспокойся. Пути наши расходятся. Извини и не переживай,

пусть все забудется…»

Тогда она верила, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не пересекутся их

пути. Была уверена: если он и не умрет, то большим человеком уже никогда не станет. О дочке

не думалось — мать присмотрит и вырастит…

Чай вскипел, запрыгала на чайнике крышка, а Ольга Павловна не слышит — пленили

воспоминания. Не насобирала ей судьба волшебных колосков…

Неожиданно умерла мать — единственный самый близкий ей человек. Малышку пришлось

взять к себе. Вскоре вынуждена была вспомнить об Иване: дочке полагались алименты. Об этом

ей растолковали новые друзья, которые, оказывается, в совершенстве знали родительские права

и обязанности. Сначала ей было немного не по себе, даже не радовалась тем первым десяткам,

приходившим ежемесячно, а потом, когда произошло чудо и сумма стала с каждым годом

увеличиваться и увеличиваться, была довольна тем, что послушалась своего Касалума.

Ольга Павловна, охваченная воспоминаниями, не услышала, как раздался несмелый звонок.

Дверь Инессе открыл «папа» Касалум. Увидел падчерицу и высоко вскинул лохматые брови.

— Откуда это вы, сударыня? — проскрипел въедливо.

— Да оттуда, сударь, — ответила Инесса.