Красная роса (сборник)

Ольга Павловна молчала. Она хорошо понимала: ее дочери в самом деле нужно ехать,

искать собственную судьбу…

Инесса сразу же бросилась собирать свои вещи. Мать только сновала за ней и все

приговаривала:

— Доченька… Моя доченька…

Даже надоела дочери своими причитаниями. Чтобы избавиться от материнской опеки,

Инесса вдруг сказала:

— Мама, не причитай! Дай мне минутку поспать, я так устала… Мы прощались со школой, с

детством… Это было так торжественно… И так трудно. А теперь и вовсе…

— Поспи, поспи, а как же, — Ольга Павловна помогла Инессе улечься, осторожно прикрыла

скрипучую дверь.

Минуту спустя, уставшая, а скорее всего ошеломленная неожиданным поворотом в своей

судьбе, Инесса провалилась куда-то, словно начала погружаться в подводное царство. И что ей

там успело померещиться, то ли сын, то ли внук морского царя в обличье выпускника их же

школы Борьки Савченко, прозванного одноклассниками князем Болконским за то, что танцевал

лучше всех хлопцев, да и фигурой был ладным, и лицом как молодой месяц. Натянул на длинные

ноги узенькие белые брючата, обулся в блестящие ботфорты с длинными голенищами, стоял

смирно, чуть подавшись корпусом вперед, протягивал к ней руку, просил-молил, чтобы фото его

взяла на память. Взяла Инесса, а он подмигнул заговорщически:

— Адресок там, на обороте…

Инесса спросонок иронически повторяет: «Адресок». А сама думает: «Нужны мне эти

адрески… Все вы одинаковы… все касалумы…»

Она заснула молодым, здоровым сном. Не слышала, как на цыпочках сновала по квартире

мать, то завтрак готовила, а то, приготовив, все прислушивалась, не проснулась ли дочь,

накормить же ребенка надо. Сновала и думала думу: как оно все в жизни повторяется… Вот так

когда-то и она: чуть школу закончила — и посыпалась на ее голову беда за бедой. Пока дома

жила при матери, что попадалось, то и ели, одевались невзыскательно, потому что все после

войны так одевались, согревала себя надеждой: вот вырасту, встречу человека, выберу такого,

что на руках носить будет… Носили… Уж кто знает, как было бы с Иваном… Показалось ей тогда,

что не жилец он, бесперспективная личность, а он похоже что… Никогда не встречала его

больше… Выпустила из рук журавлика добровольно, по неопытности. Касалума зато поймала…

Инесса будто вынырнула из воды. Казалось ей, что совсем и не спала, что только зажмурила

глаза и на минутку задумалась про морского царевича. А чуть раскрыла глаза и вспомнила…

Борька Савченко…

Схватилась и механическим движением бросилась искать свою сумочку, вчера впервые в

жизни красовалась на выпускном вечере, нацепив ее на длинном ремешке через плечо. Нужно

же было куда-то спрятать аттестат и подаренные фотографии..

Раскрыла сумочку. Борька вчера морочил ей голову… Знает она цену мужчинам и всем их

улыбочкам. И хитреньким, и нежненьким, и загадочным. И никакие «адрески» ей не нужны. И

фотокарточки тоже. Вот возьмет сейчас и порвет на мелкие кусочки. Уничтожить, уничтожить…

Взяла в руки фотографию, но рвать сил не хватило, поднесла к глазам, долго

рассматривала. Нет, все-таки красив этот Борька, в самом деле похож на Болконского, а больше

всего на актера Тихонова, фотокарточки которого носили в портфелях девчонки класса. А может,

и не все мужчины подлецы, подумалось ей, и эта мысль вынудила заколебаться; она смягчилась,

сердце ей подсказало, что не следует быть жестокой. Она решила реабилитировать хотя бы

одного-единствениого, а коль уж так, то пусть им будет Борька Савченко.

Тихонько приоткрыла дверь мать. Инесса поспешно бросила фотографию в сумочку,

зашевелилась в постели.

— Завтракать, дочка…

— Буду собираться, мама…

— Почему так сразу? Так неожиданно?

— Я же не знала, что живу нахлебницей…

— Не мучай меня, дочка…

— Ведь я все это время жила на алименты… от человека… чужого человека…

— То не чужой тебе человек… То твой отец. Но срок истек…

— Для настоящего отца сроки не начинаются и не кончаются! Ты же сама говорила, что он

негодяй.

— Я никогда тебе этого не говорила. Я говорила, что мы с твоим отцом не нашли общего

языка, что он не оправдал моих надежд…

— А Иосиф оправдал?

— Оставим это, дочка…

— Разве я маленькая? Я уже взрослый человек, должна заботиться о собственном хлебе. И я

позабочусь. А все эти… все отцы, все отчимы не стоят доброго слова.

— Не будем об этом, Инок. Ты еще слишком юная.

— Не будем, — согласилась Инесса. — Лучше собери меня в дорогу.

Ольга Павловна зарыдала.

Прошел час-другой, и все самое необходимое было уложено в легкий чемоданчик, тяжелых

вещей Инесса не захотела брать.

Ольга Павловна достала из-за пазухи мягкий кошелек.

— Вот тебе, дочь, для первой необходимости… Чувствовала, что понадобятся, сберегла…

Передала Инессе несколько купюр, а затем еще достала и золотой перстенек со старинными

насечками, на котором сверху в округлом гнездышке сиял, как птичий глаз, драгоценный

камешек. У дочки перехватило дыхание:

— Ого!