Красная роса (сборник)

Комару, наверное, уже надоело топтание на месте, да и Спартаку сочувствовал, так как тот

вынужден был исполнять непосильную для него роль, поэтому перемолвился шепотом сначала с

Зиночкой Белокор, затем с хмурым и темным, как ночь, Жежерей и велел вызвать свидетеля.

Свидетеля Комар спросил:

— Фамилия, имя, отчество?

Кармен вспыхнула, как пион, оглянулась вокруг — шутят с ней или это серьезно?

Наткнувшись на суровый взгляд Комара, поспешно назвала себя… не Кармен, а как была

записана в паспорте.

— Знаете ли подсудимого? При каких обстоятельствах познакомились с ним?

Кармен презрительно посмотрела на Ганса, который ошарашенно хлопал глазами, стараясь,

видимо, что-то понять. И, к удивлению своему, впервые увидела, что если бы подсудимый не был

немцем, если бы на его узких костлявых плечах не горбатился чужой мундирчик мышиного цвета

и если бы не погоны, узенькие да такие длинные, что даже загибались, то, судя по простоватому

лицу, настороженным глазам, словно заржавевшим, чуть заметным бровям, шероховатым щекам,

переходящим в округлый, полудетский подбородок, можно было бы подумать, что это какой-то из

калиновских парней, вырядившийся так чудно, чтобы на самодеятельной сцене сыграть роль

непрошеного пришельца.

От Кармен ждали показаний, и она, вздохнув, ответила:

— Мы со Спартаком к тетке Приське собрались. Идем, а он и придрался: «Ком-ком» — да

Спартака за руку… Не так ли?

На непредвиденное обращение свидетельницы прямо к нему подсудимый отреагировал

радостно, услышал знакомое слово среди непонятного словесного потока, быстро закивал

головой. «Я-я», — он охотно подтверждал, словно в этом видел спасение, словно понял, о чем

идет речь. Председатель трибунала вынужден был предупредить свидетеля, что согласно

судопроизводственной процедуре задавать вопросы можно только с разрешения суда. И

попросил говорить только по существу.

— Схватил Спартака за руку, но не на такого напал, Спартак мигом скрутил ему руки за

спиной и автомат отнял. Так я говорю, Спартак?

— Ну а дальше, дальше что? — поощрял Комар.

— А дальше ничего. Препроводил в сторожку да и сдал дядьке Гаврилу.

Присутствующие невольно улыбнулись, а судья повернулся вправо, потом влево к членам

трибунала, у тех вопросов не было.

Дождался своего часа государственный обвинитель.

— Скажите, свидетель, известно ли вам, с какой целью подсудимый схватил за руку

Рыдаева?

— Разве я знаю? — искренне удивилась девушка.

— А вас он не пытался схватить?

— Пусть бы попробовал…

Кармен с таким вызовом и с таким превосходством взглянула на подсудимого, что тот

невольно съежился, втянул голову в плечи. Не понял, о чем речь, просто был обескуражен

воинственным движением девушки.

То, с какой целью Ганс схватил за руку Спартака, так и осталось невыясненным.

Выступал общественный обвинитель, Исидор Зотович Голова.

За время пребывания в лесу этот крепкий человек, давно не бритый, закоптившийся у

партизанского костра, потерял свою былую импозантность и только издали напоминал грозу

нарушителей в Калиновском районе.

Он нервно-порывистым движением забросил назад седеющие волосы, суровым и

придирчивым взглядом осмотрел присутствующих.

— Уважаемые члены трибунала! Уважаемые товарищи!

Голос у Головы был глубокий, басовитый. Когда прокурор выступал на заседаниях

народного суда в мирные дни, когда провозглашал первую фразу обвинения, в зале все невольно

затихали, а стекла окон от этого голоса даже звенели.

И теперь все затаили дыхание, даже подсудимый, не понимавший ни слова.

— Настало грозное время, пришло тяжелое горе на нашу землю, и народный суд вынужден,

встав на защиту Родины и советского образа жизни, нашего социалистического строя, принять на

себя особые обязанности. Это будет суд не просто над антиобщественными и антинародными

поступками, враждебными человеку и человечеству, это будет осуждение и наказание тех, кто

нарушил мир на земле.

Рассмотрев факт нападения рядового Ганса Рандольфа на советских граждан с целью

завоевать их, после чего они должны были превратиться в рабов или пройти сквозь жестокие

пытки и погибнуть, обвинитель подошел к выводу, что обвиняемый Рандольф, солдат армии

Гитлера, совершил тягчайшее преступление перед человечеством и должен понести суровое

наказание…

Защищал Ганса Рандольфа калиновский учитель Юлий Лан.

Защищать было трудно, наверное, здесь и опытнейшему адвокату пришлось бы нелегко, а

что уж говорить про учителя Лана, который вообще впервые в жизни выступал в такой роли.

— Какие аргументы можно привести в защиту подсудимого? Есть вещи, которые защите не

подлежат, да и не стоит их защищать… — взволнованно заговорил Лан. — Фашизм — это

проклятие, это беда человеческая, порожденная мировым капиталом. Рабство в таких масштабах,