Красная роса (сборник)

провинился перед ней. Он не композитор Касалум и не инкогнито-отец. Он совсем другой. И

несправедливо судить о нем по поступкам тех мужчин, которые судьбой определены в ее

близкую родню. Если смотреть на ближних, то в мире еще не было ни одного порядочного

мужчины, все принадлежали к породе трутней в пчелином улье. Пчелы, как известно, весь

мужской род уничтожают, а женская половина человечества, наоборот, не уничтожает, а

старательно вылавливает: не успеет с одним отцом рассчитаться, а уже ловит Касалума.

Рассуждая именно так, она нисколько не оправдывала ни отца, ни отчима, но уже и не

осуждала всю мужскую братию. Даже лохматых картежников, которые дико гогочут после

каждого «дурака». Их тоже где-то ожидают жены, навстречу с радостным криком им бросятся

дети, возможно, и поворчит чем-нибудь недовольная жена, но все равно с возвращением

каждого из них к родному гнездышку там затеплится свое, свойственное только этой семье

человеческое счастье.

В самом деле, не следовало бы рвать фото Борьки, не следовало… Если бы он ненароком

узнал о ее поступке, наверняка огорчился бы, подумал о ней, а может быть, и обо всех девушках

так, как вот она думает обо всех мужчинах. Хорошо, что больше она никогда не встретится с

Борькой, что теперь, после школы, их пути разошлись в разные стороны…

Инесса вздыхает. А жаль, что больше она никогда не встретится с Борисом и не напишет

ему. Потому что так неосмотрительно лишилась адреса, даже не попыталась его запомнить. А он

проявил к ней такую благосклонность. На выпускном вечере не отступал ни на шаг, словно

чувствовал, что то была последняя встреча. И в бессонную ночь на берегу озера, когда

предутренний холод забирался под легкую одежонку, набросил на нее свой модный пиджак. Так

тепло было в нем, так приветливо и радостно светились Борькины глаза. Может быть, это

впервые в жизни он был таким счастливым?

Проносились мимо окон кусты и деревья, телеграфные столбы, встречались села, проселки,

люди на миг поворачивали головы, чтобы проводить быстроход-автобус, все было точнехонько

так, как и на всех путях-дорогах, которых теперь много.

Инесса время от времени посматривала в окно, пыталась сосредоточить свое внимание на

новых для нее пейзажах, но ничто не занимало ее внимания. Хоть никогда здесь не бывала, все

казалось ей почему-то знакомым и даже будничным, виденным и перевиденным, во всяком

случае, очень обыкновенным. В какой-то миг даже засомневалась: а стоило ли ей сюда ехать?

Какая потребность и какая необходимость видеть человека, для которого она не что иное, как

ноль без палочки, как надоедливая обуза, наконец сброшенная с плеч? И стоит ли такому

человеку высказывать свою боль, свой гнев и даже презрение?

Уже, кажется, совсем близка цель ее путешествия.. Говорили, что часа полтора-два до

нужной ей остановки, а автобус в дороге уж около того… Каждую минуту он может замедлить

ход, она услышит объявление и вынуждена будет выйти из машины. Сердце встревожилось,

какое-то непонятное бессилие и усталость охватили все тело, чуть не брызнули слезы от

отчаяния. Почему же такое безумное желание пришло ей в голову? Зачем нужна была эта

бесцельная и необдуманная поездка?

Вскоре автобус и в самом деле начал замедлять ход, а потом и вовсе остановился. Шофер

объявил, что это и есть та самая остановка, где ей следует выходить. Неохотно спрыгивает она

со ступеньки, остается на безлюдье. Автобус сразу же трогается и, набрав скорость, исчезает

вдали, а она торчит около своего чемодана, как Робинзон, выброшенный на необитаемый остров.

И если бы не Пятница — какая-то пожилая женщина, которая вышла из автобуса после нее, —

была бы она совсем одна.

Не знала, как ей быть. Или расспрашивать, где тот таинственный лесоучасток, или перейти

дорогу, сесть в холодочке и поджидать рейсовый автобус, чтобы отвез назад. Одинокая

попутчица направилась в свою сторону, даже не взглянув на нее. Инесса хотела было окликнуть

женщину, расспросить, но спазма сдавила горло, не было сил заговорить.

Женщина, словно ощутив отчаяние девушки, оглянулась, видно, с одного взгляда поняла ее

состояние, спросила:

— Вы, девушка, нездешняя?

И таким ласковым, материнским тоном это было сказано, так приветливо светились у

незнакомки красивые молодые глаза, что случайная спутница сразу стала Инессе близкой и

словно давно, знакомой, этот сочувственный взгляд тотчас ободрил поникшую путешественницу,

и она, схватив чемодан, направилась к незнакомке.

Ольга Карповна, так звали женщину, повела Инессу не по асфальтированной дороге через

село, а сельскими окрестностями, чтобы спрямить путь к лесничеству. Именно туда стремилась