Красная роса

Затем долго и придирчиво расспрашивал, где пребывает жена Качуренко, что она делала, и наконец спросил о таком, что Андрей Гаврилович сразу же догадался: эти двое знают про него все.

— Жена из богатой семьи? Дворянка?

— Да… продукт революционной ломки…

Цвибль понимающе качал головой, сочувственно и даже ласково блеснули его глаза.

— Поэтому и невысокий пост занимал пан Качуренко. Не пользовался доверием?

Андрею Гавриловичу никогда не приходило в голову, что он занимает в обществе положение ниже того, которое заслуживает. Тем более никогда не чувствовал Качуренко, что Аглая преградила ему путь к людям, что из-за нее был лишен доверия со стороны товарищей. Он никогда ни перед кем не скрывал, кто его жена, вскоре после женитьбы кто-то из близких товарищей было намекнул ему, дескать, связался пролетарий с дворянкой, но одновременно и высказал уверенность, что в этом союзе ведущей силой, гегемоном, так сказать, будет пролетарий.

Только на какой-то миг словно споткнулся в мыслях Качуренко.

— Если судить по должности, то следует думать, что у пана ортскоменданта наоборот — жена из пролетарской среды, поскольку ему тоже выпал Калинов, а не Львов или Киев…

Ортскомендант рассмеялся:

— Я в восторге от шутки…

Цвибль сделался серьезным и что-то долго, деловито внушал Хаптеру, а тот только «яволь» да «яволь», понимающе кивал головой, затем взглянул на Качуренко.

— Пан комендант был бы огорчен, если бы такой остроумный, смелый и умный человек пренебрегал своей безопасностью, точнее сказать — самой жизнью. Пан комендант считает, что человек с такими способностями мог бы вершить в стране большевиков дела более высокие, а не управлять долгие годы жалким и бесперспективным гебитом, — за самого же пана коменданта можете не волноваться, он здесь временно, его еще ждут великие дела, может быть, даже и Москва, у него жена из старинного богатого рода. А вы, Качуренко, если бы не были в опале, могли бы сделать много полезного. А вам доверяли только мелочи. Ортскоменданту известно, что именно вам поручено организовать из местных коммунистов банду, но это не потому, что к вам такое высокое доверие, а потому, что вы — мелкая сошка…

Поэтому пан комендант, как человек гуманный, благородный и мудрый, проявляя к вам уважение, даже глубокую симпатию, протягивает руку дружбы и предлагает сотрудничество. Готовы ли вы выслушать условия пана ортскоменданта?

— Давай… — внешне спокойно, но с большим внутренним напряжением сказал Качуренко.

— Пункт первый. Нам известен количественный и персональный состав банды, организованной для преступных действий в подвластном пану ортскоменданту гебите. Прошу сверить.

Качуренко совсем безразлично рассматривал список, который подсунул ему переводчик. В нем и в самом деле были Голова и Комар, Ткачик и Витрогон, Кобозев и Жежеря, Вовкодав и Зорик, Трутень и Раев, Зиночка Белокор, Лан и, безусловно же, они с Белоненко. Вместе четырнадцать… Но почему четырнадцать? Пятнадцать всего… Кого же пропустили? Ага, нет в списке Павлика Лысака… Радостно забилось сердце — про него ничего не знают, значит, есть надежда…

— Правильно? — смешливо прищурил глаза Хаптер.

— Как вам угодно… — пожал плечами Качуренко.

— Пункт второй: у пана ортскоменданта нет списка ваших тайных сообщников — мы это говорим откровенно, но он должен у нас быть. Самый простой способ — получить его от вас, ферштейн?

— Не пойму, о чем речь… Какая банда, какие сообщники?..

Хаптер с удивлением уставился на Качуренко.

— Ой, не советую… ой, не советую… Не стоит строить из себя идиота, так как мы знаем: Качуренко на самом деле не идиот. Вам, уважаемый, предоставлена последняя возможность. Либо честное и безотказное сотрудничество с новой властью, либо же пожизненный концлагерь, если не… Можете мне поверить, уважаемый Качуренко, победители установили железный порядок, и он не дает никому надежд на смягчение.

— Мне нечего сказать ни по одному из этих пунктов, не компетентен в этих делах.

— Разве не нарочно оставили пана Качуренко в наших тылах?

— Я случайно, как последний олух, попался. Считайте пленным.

— Считаем тем, кто пан Качуренко есть на самом деле.

Хаптер с ортскомендантом снова долго переговаривались, Цвибль менялся на глазах, благодушие и спокойствие постепенно сплывали с его холеного и самоуверенного лица, оно становилось суровым, каменным.

— Пан Качуренко отрицает свою принадлежность к банде?

— Отрицаю.

— Пан Качуренко не согласен сотрудничать с новой властью?

— Остаюсь до конца преданным власти своего народа.

Андрей Гаврилович полагал, что на этом допрос завершится и ему объявят приговор. Но комендант молчал, смотрел в окно. Хаптер незаметно выскользнул из кабинета. «Позовет палачей, — похолодело на сердце Качуренко. — Что ж, этого не миновать… надо пережить и это…»

С Хаптером в комнату вошел Павло Лысак.

Даже посветлело кругом — родная душа появилась. Только сердце сжалось от сожаления — пусть уж сам запутался, как перепел в сетях, за что же должен мучиться парень?

— Садитесь, пан Рысак, вот сюда, уважаемый…