Красная рубашка, красный сок, красный рассвет (СИ)

Ему хочется, чтобы пошел дождь. Ему хочется увидеть вокруг себя черные щиты зонтов и вату набухших облаков. Но дождь упрямо не идет. Вместо него в лицо Ньюту светит счастливое солнце, и каждый его лучик треплет Ньюта по голове. Каждый лучик говорит: «Все пройдет». А небо весело разгоняет любую, самую маленькую хулиганящую тучку. И небо радостно поддерживает Ньюта своей пронзительной синевой.

Ньют долго стоит на месте. Не позволяет себе сдвинуться ни на миллиметр. Он сует замерзшие руки в карманы и с невыразимой ясностью слышит, как разбивается последний камень, держащийся на его шее.

Он должен собрать свои осколки. Он должен заново собрать самого себя.

Ньют переводит взгляд на горизонт. У самой земли широкой кистью закат окрашивает небо в невыносимо красный цвет.

Красный…

Он все же отступает. А куртка Ньюта теперь — ярко-зеленая.

========== Эпилог ==========

Сегодняшним утром погода впервые за долгое время не располагает к хорошему — ну хоть сколько-нибудь — настроению или каким-то грандиозным свершениям. Окружающая серость тяжелых облаков давит на плечи многотонным грузом, лишая всякой мотивации и оставляя лишь одно желание — упасть лицом в подушку и проваляться так весь день, не обременяя себя вообще никакими движениями. Крупицы воды, кружившие в воздухе, оседают на коже, волосах и одежде, заставляя морщиться от ледяных касаний и плотнее кутаться в теплый шарф.

Влажный ветер в такую промозглую погоду отнюдь не добавляет приятных ощущений, забираясь под пальто и куртки словно противными щупальцами. Лежащий повсюду посеревший снег выглядит жалко и вызывает только лишь отвращение; смотреть на него нет никакого желания. От былой роскошной красоты и пышности не осталось и следа.

Едва Ньют выходит за порог дома, он тут же сильно об этом жалеет. Появляется почти непреодолимое желание бросить сумку прямо здесь, на пороге, забить на подработку и вернуться в теплую кровать, всегда терпеливо ожидающую своего хозяина и готовую в любое время принять его к себе, заключить в мягкие объятия.

Помотав головой, словно действительно надеясь таким способом избавиться от навязчивых мыслей о любимом пледе и кружке горячего чая, Ньют поправляет на плече сумку и закрывает дверь, оставляя все свои соблазны позади.

Он с отвращением оглядывает лежащий тяжелыми серыми кучами грязный снег и почему-то думает, что не задавшийся еще с самого утра день определенно точно пройдет как минимум не очень хорошо. Предчувствие чего-то плохого, однако, не сильно пугает.

По мере того, как Ньют спускается по ступенькам, с каждым шагом отдаляясь от дома, желание вновь оказаться в постели не отступает, решив, видимо, прочно засесть в голове ровно до того момента, пока оно не будет исполнено. Но возвращаться нельзя, поэтому Ньют упрямо бредет к калитке, сунув руки в карманы и низко опустив голову. Волосы спускаются по плечам и по обеим сторонам лица, закрывают парню обзор чуть менее, чем полностью, будто отгородив его от всего кажущегося таким враждебным мира. Впрочем, смотреть особо не на что — разве что только мелькающие перед глазами черные носки бережно вычищенных ботинок.

Подняв наконец-то голову, Ньют чуть ли не спотыкается о собственную ногу и останавливается как вкопанный прямо перед невысоким заборчиком, широко распахнутыми глазами глядя прямо перед собой. Настроение, которое, как казалось раньше, не могло упасть ниже, теперь стремительно уходит в минус, а желание бросить все и вернуться домой, заперев все двери и закрыв окна, вспыхивает с новой силой. Где-то на задворках сознания что-то скромно пищит про то самое нехорошее предчувствие, но почти тут же испуганно умолкает.

Томас ждет его. Дрожа от холода и временами переступая с ноги на ногу, пританцовывая и пытаясь сохранить остатки тепла, он смотрит куда-то в сторону, и взгляд его до того отстраненный и невыразительный, что, кажется, парень пребывает где-то не здесь. То и дело поднося к губам сложенные лодочкой ладони, Томас пытается согреть их теплым дыханием, но, видимо, это не сильно помогает, и он вновь прячет их в карманах потертой куртки. Со взъерошенными волосами Томас напоминает нахохлившегося продрогшего воробья, и совершенно неясно, о чем он думает в этот момент. И уж тем более, о чем он думал, когда решил заявиться сюда.

Будто внезапно очнувшись, Томас поворачивает голову к пялящемуся на него Ньюту. Тот, практически приросший к земле, стоит не двигаясь с места и, пожалуй, даже не мигая, ничего не говоря, и лихорадочно перебирает варианты, как именно ему следует поступить. Сделать вид, будто не он только что бог знает сколько времени сверлил старого друга взглядом, будто не заметил парня, и пройти мимо, словно никого и нет, хоть и весьма заманчивое решение, но выглядит это до того глупо и по-детски, что даже смешно. Но как на зло, ничего другого придумать не удается.