Красная Страна

Мужчина должен выбрать, что важно, и оставить все прочее псам. Беспокойся обо всем, и не сделаешь вовсе ничего хорошего. Он был единственным человеком в Компании со здравым смыслом. Димбик был самовлюбленным глупцом. Джубаир и рассудок были совершенно не знакомы друг другу. При всей свой ловкости и хитрости Коска был мечтателем — это дерьмо с биографом было тому доказательством.

Брачио был достойнейшим из них, поскольку он знал себе цену. Ни возвышенных идеалов, ни великих иллюзий. Он был здравомыслящим человеком, со здравыми амбициями, делал то, что был должен, и был доволен. Его дочери были единственным, что для него имело значение. Новые платья, хорошая еда, хорошее пособие и хорошая жизнь. Лучшая жизнь, чем, черт возьми, прожил он…

— Капитан Брачио! — пронзительный крик Коски, громче обычного, вернул его в настоящее. — Сигнал!

Брачио со стуком захлопнул медальон, вытер влажный глаз тыльной стороной кулака и расправил ремень, на котором висели его ножи. Коска засунул одну ногу в стремя и подпрыгивал — раз, два, три, — прежде чем снова принялся тянуть позолоченную луку седла. Его выпученные глаза поравнялись с ней, и он застыл.

— Не мог бы кто-нибудь…

Сержант Дружелюбный подсунул руку под его задницу и без усилий затащил его в седло. Оказавшись на коне, Старик мгновение восстанавливал дыхание, затем с некоторым усилием вытащил клинок и поднял его ввысь.

— Обнажите мечи! — Он обдумал это. — Или более дешевое оружие! Давайте… сделаем что-то хорошее!

Брачио указал на гребень холма и взревел:

— Поехали!

С восторженным возгласом передний ряд пришпорил лошадей и загрохотал в ливне грязи и сухой травы. Коска, Лорсен, Брачио и остальные рысили следом, как подобает командирам.

— И это все? — Брачио услышал ворчание Сворбрека, когда жалкая долина, ее пестрые поля и пыльные маленькие поселения вылезали в поле зрения. Возможно, он ожидал высокий форт с башнями из золота и стенами из адаманта. Возможно, он таким и будет, когда он допишет сцену. — Это выглядит…

— Неужели? — бросил Темпл.

Стирийцы Брачио уже стекались энергичным галопом через поля к городу, пока кантийцы Джубаира стремились к нему с другой стороны — черные точки их лошадей против поднимающегося пылевого шторма.

— Смотрите, как они идут! — Коска стащил шляпу и махнул ею. — Храбрые ребята, а? Энергия и жар! Как бы я хотел быть там, в атаке, со всеми ними!

— Правда? — Брачио помнил, как он командовал атакой, и это была жесткая, мучительная, опасная работа и бросалось в глаза отсутствие энергии и жара.

Коска подумал мгновение, напялил обратно шляпу на лысеющую голову и вложил меч обратно в ножны.

— Нет. Неправда.

Они закончили путь вниз пешком.

Если где и было сопротивление, к тому времени, как они прибыли в Сквердил, все было кончено.

В пыли у дороги сидел мужчина, прижав окровавленные руки к лицу, моргая на проезжающего Сворбрека. Овчарня была сломана и все овцы без нужды зарезаны, среди пушистых трупов уже возилась собака. Фургон был опрокинут на бок, одно колесо все еще безнадежно скрипело, а кантийский и стирийский наемники свирепо спорили в выражениях, в которых было невозможно понять смысл. Еще двое стирийцев пытались снять дверь с петель. Еще один взобрался на крышу и неловко копался там, используя топор как лопату. Джубаир сидел на своей огромной лошади в центре улицы, указывая своим здоровым мечом и грохоча приказы, перемежая их малопонятными сентенциями о воле Бога.

Карандаш Сворбрека парил, его пальцы бегали по строкам, но он не мог думать о том, что написать. В конце он нелепо нацарапал: «Героизма не наблюдается».

— До чего дошли эти идиоты? — проворчал Темпл. Несколько кантийцев привязывали группу мулов к одной из стоек покрытой мхом городской сторожевой башни и хлестали их до пены в попытке ее свалить. Пока что безуспешно.

Сворбрек заметил, что многие находят приятным просто ломать вещи. Чем больше усилий потребовалось бы для починки, тем больше удовольствия. И в качестве иллюстрации этого правила четыре человека Брачио уронили кого-то на землю и неспешно били его, пока толстяк в переднике безуспешно пытался их успокоить.

Сворбрек редко видел даже легкое насилие. Диспут по поводу структуры повести между двумя его знакомыми авторами закончился весьма безобразно, но вряд ли это шло в сравнение с происходящим сейчас. Неожиданно обнаружив себя в центре сражения, Сворбрек почувствовал одновременно жар и холод. Ужасно страшно и ужасно возбуждающе. Он сторонился зрелища, страстно желая увидеть больше. Разве не за этим он пришел? Быть свидетелем крови, разврата, свирепости в их наибольшей интенсивности? Чувствовать запах опорожненных кишок и слышать звериные вопли? Так он мог сказать, что видел это. Так он мог привнести убежденность и аутентичность в свою работу. Так он мог сидеть в фешенебельных салонах Адуи и беспечно разглагольствовать о темной правде войны. Возможно, не высшие мотивы, но определенно и не самые низкие. Он не высказывал притязаний быть достойнейшим в Земном Круге, в конце концов.

Просто лучшим писателем.