Красная стрела. 85 лет легенде

Иногда по каналу (только по этому) проплывают очень-очень-очень большие туристические лайнеры размером с пятнадцатиэтажный дом. На фоне этого лайнера Венеция становится маленькой, несчастной, беззащитной и трогательной. Она становится похожей на ребенка или старика, переходящего многополосную автостраду с мчащимися красивыми и самоуверенными машинами. Впереди и сзади лайнера – два венецианских буксира. Один, который впереди, тянет второй, который сзади сдерживает. Машине лайнера работать нельзя. Вибрация такого масштаба для Венеции опасна. Два эти буксира спокойны и уверены в себе. Они повидали много красавцев, прибывших из разных стран. Но буксиры – венецианцы, а это многое объясняет. И еще… Как важно, принимая серьезное решение, выключить внутри себя машину и отдаться двум буксирам. Буксиру “за” и буксиру “против”.

Именно в солнечном декабре, щурясь и зная точно, что происходит в это время в Москве, приятно чувствовать и видеть все это. И думать обо всем этом, не думая о Москве.

Но бывают декабри в Венеции очень мокрые. Это когда высокая вода. “Аква альта”. И тогда я надеваю высокие и даже очень высокие сапоги, которые заканчиваются там, где начинается нога. Ходить в сапогах по воде – это детское счастье. “Сапоги” по-итальянски “стивали”. И в этом слове есть что-то радостное и фестивальное. У венецианцев стивали зеленого цвета. Как венецианская вода. Все в сапогах. В сапогах в ресторане. В сапогах в музее. В сапогах в академии. Стоишь в зеленых сапогах и смотришь на “Грозу” Джорджоне, где небо такое же зеленое, как вода и твои сапоги. В сапогах венецианцы идут в театр “Фениче” и несут в мешочках сменную обувь. Сменку. Ох уж эти мешочки со сменкой. Матерчатые, со шнурком. Раскрутишь его над головой за шнурок, и он летит, как комета с хвостом, под потолок. И хорошо, если вернется на землю и не решит зацепиться “хвостом” за рожок школьной люстры с белыми матовыми шарами. А как драться этими мешками было приятно! Кому-нибудь по башке… В театре сапоги меняются на элегантную обувь. А сапоги сдаются в гардероб.

В сапогах приятно ходить по площади Сан-Марко. Когда все туристы, плотно прижавшись друг к другу, стоят на мостках, сделанных специально для них. Я бродил по Сан-Марко один не раз. То есть совсем один. А плотно сжавшиеся в один конгломерат туристы с завистью смотрели на меня и фотографировали этого странного венецианца. А вокруг меня плавали чайки. “Аква альта” – это время, когда ОПТ чаек вытесняет с Сан-Марко ОПТ голубей.

Бывают декабри в Венеции туманные. Разноцветный туман, где в каждой капельке влаги радуга, плотно стоит в Венеции. Без темных очков днем тяжело. Режет глаза. А в темных очках невозможно увидеть эти маленькие и удивительные радуги. И поэтому сквозь слезы (своя родная влага), щурясь, я смотрю на туман. В тумане через туман. Люди выплывают, уплывают, дробятся на атомы и восстанавливаются вновь.

Бывают в Венеции декабри снежные. Как-то выпало много снега, и лежал он долго. Почти неделю. Был снег, солнце и “высокая вода”. Островки снега плавали по затопленным улицам.

Венецианцы радовались и кувыркались в снегу в первый день. На второй помрачнели. А на третий испугались. “Неужели так будет всегда?..” Они прятали лица в шарфы. Я подбадривал их тем, что рассказывал им, что в Москве минус тридцать пять. Впрочем, от этих рассказов, по-моему, венецианцам становилось только страшнее.

Именно в декабре хорошо в Венеции путешествовать по воде. Хорошо и потому, что мало народу, и потому, что другое настроение. Светло-грустно-задумчивое. Ближе к воде – ближе к вечности. С воды Венеция показывает тебе себя совсем, совсем другой. Ты как бы подглядываешь за ней, и от этого примешивается к описанному настроению еще и волнение. А Венеция, по мере твоего движения, все время поворачивается к тебе своими новыми и новыми сторонами.

Путешествия по каналам и по лагуне – это нереализованные детские мечты мальчика, родившегося в империи, но, к сожалению, не в провинции и не у моря.

В редком снежном декабре хорошо сесть в гондолу. Только обязательно в ту, в которой гондольер не успел смести снег. Надо, чтобы на черной лакированной гондоле лежали белые сугробики снега. Сидишь в красном чреве черной лодки, укутавшись в синий плед, и прогуливаешь снег по зеленой воде каналов.

Вспомнилось… Однажды в ноябре в Суздале вдруг выпало очень много снега. Я оказался там. Вместе с венецианцем мы катались на расписных запряженных санях. Мы сидели, укутавшись в плед. А ямщик гнал вороного по белому снегу. Я подумал тогда, что Суздаль похож на Венецию. Сани – гондола, ямщик – гондольер.

Впрочем, срочно обратно в гондолу. В ней надо быть одному. И надо, чтобы гондольер молчал. Должен быть только плеск воды и плеск мыслей.

Но в этом маленьком путешествии есть один недостаток. Это ощущение себя туристом. А в Венеции мне (как и многим) хочется невозможного. Раствориться там и быть своим.